Эренжен Хара-Даван - Чингисхан. Великий завоеватель

«Итак, – говорит генерал Иванин, – ни многолюдность, ни китайские стены, ни отчаянная оборона крепостей, ни крутые горы – ничто не спасло империи цзиней [165]от меча монголов. Цзиньцы не потеряли еще воинственности и упорно отстаивали свою независимость более 20 лет. [166]Но Чингисхан… отогнав императорские табуны и потом заграбив весь скот и лошадей по северную сторону реки Хаон-хэ (Желтой), лишил цзиньцев возможности иметь многочисленную конницу и, употребляя постоянно систему набегов, нападал на них, когда хотел, даже и с малыми частями конницы разорял их землю и лишал способов восстановить равновесие сил. Цзиньцы должны были ограничиться обороною городов и крепостей; но монголы, продолжая стеснять, опустошать, тревожить эту империю, наконец, взяли почти все крепости, частью руками китайцев, частью голодом.

Это показывает, какую выгоду имела в то время степная конница, хорошо устроенная, перед пехотой и какую пользу можно было извлекать искусным употреблением ее. Но к этому надобно присовокупить, что Чингисхан умел подготовлять войну, разделять неприятеля, привлекать союзников и делать из них могущественное пособие для облегчения успехов своему оружию, например, подготовленным союзом с унгутами [167]он облегчил первые военные действия против цзиньцев, потом, дав пособие киданям (ляодунский князь), развлек силы неприятеля и отрезал его от севера, набирал из киданей и природных китайцев войска, отвлекал от цзиньцев собственных их подданных, потом получил пособие (войсками) из Тангута и, наконец, дал совет своим преемникам воспользоваться союзом с империей дома Сун – словом, умел действовать так же искусно политикой, как и оружием»… [168]

Несмотря на это пятилетние усилия Чингисхана и подчиненных ему вождей все-таки не привели к полному покорению Северного Китая. Эта задача, несмотря на то что Мукали-Го-ван явился достойным продолжателем дела своего государя, [169]не была еще достигнута и ко времени смерти Чингисхана, т. е. к 1227 году. К покорению же Южного Китая – державы Сунов – при жизни его не было даже и приступлено.

Эта трудность приобщения Китая к монгольской державе зависела не от военных неудач, не от непривычного для кочевников климата китайской низменности или наличия каких-либо трудно одолимых естественных преград (каковых на ней не встречается), а главным образом от пассивного сопротивления той компактной людской массы, которую представляет население собственно Китая, уже тогда исчислявшееся сотнями миллионов. При этих условиях продвижение на юг могло совершаться лишь с большими усилиями и шаг за шагом, но еще большего труда стоило завоевателям закрепление за собой пройденного пространства, в результате чего завоеванные территории впоследствии часто утрачивались.

В самом деле, оставлять в покоренной стране сильные гарнизоны не позволяла малочисленность оперирующих монгольских армий, выделять же для службы в тылу слабые отряды было опасно в том отношении, что они рисковали быть как бы захлестнутыми и утонуть в том человеческом море, которое представляло густое население страны.

Когда, наконец, после многочисленных усилий монголов в 1234 году бесповоротно пала самостоятельность Цзиньской державы – после того как Субедеем в результате невероятно тяжелой и кровопролитной осады был взят город Вянь – южная столица цзиньского императора, – предстояло решить ту же задачу относительно сильного государства Сун, которое во время войны в Северном Китае иногда выступало в роли союзника монголов. Решение этой новой задачи, завещанной Чингисханом на смертном одре его преемникам, потребовало опять нескольких десятков лет и было закончено лишь во второй половине XIII века.

Завоевание Южного Китая сопровождалось одним эпизодом, который даже среди множества легендарных достижений монгольских войск в отношении преодоления естественных преград заслуживает быть особо отмеченным. Этот эпизод и предшествовавшая ему обстановка по дошедшим до нас сведениям рисуется в следующем виде.

После долгих тщетных усилий по покорению Сунской державы, несмотря на все одержанные над ее войсками победы, монгольский Великий хан Мёнкэ заключил с нею мир, который по существу являлся лишь временным перемирием. Монгольскими войсками в последнюю войну сначала с успехом предводительствовал брат хана Кубилай, проявивший при этом незаурядный полководческий талант, но подозрительный Мёнкэ, опасаясь растущей популярности брата, к концу войны заменил его не менее даровитым молодым воеводой Урянг-Кадаем (Уренгатай, Юран-Хадаго), сыном знаменитого Субедея-багатура. [170]