Клаус Фритцше: Воздушный стрелок. Сквозь зенитный огонь

Теперь и я стал равноправным членом летного кружка Гитлерюгенда! Имея навыки, полученные во время муштры в Наумбурге, я быстро попал в верхнюю прослойку общества заговорщиков, и чувствовал себя в нем, как рыба в воде. Я очень гордился тем, что стал полноправным членом элиты среди молодежных организаций. В Гитлерюгенде имелось несколько отделов по специальностям: Моторный, морской, радиотехнический и летный. Личный состав этих кружков был немногочислен, т. к. интересующихся было намного больше, чем мест в них. Ну а недисциплинированных шалопаев из этих рядов, как правило, переводили в нелюбимый общий Гитлерюгенд. Такой лимит объяснялся тем, что нацистское государство бесплатно предоставляло техническую оснащенность своих специальных частей. То, что все это, по большому счету, было подготовкой к будущей военной службе, нас вообще не волновало. Мы об этом пока что и не задумывались.

Мы, планеристы, все без исключения мечтали стать пилотами и постичь все виды самолетов.

Сначала мы пережили полет на «высоте кирпича» (имея 10 сантиметров высоты под полозом, проскакать 20 метров), что выработало чувство высоты. Это достигалось с помощью резинового каната, с помощью которого на несколько секунд достигалось помимо первого и второго, также и третье измерение человеческого движения.

Итак, из глубокой дыры с последним мусором в заточении Наполы, с кучей несчастья и депрессий, я сделал крутой подъем в школе, в кругу планеристов, и вообще в смысле свободы личности.

Был ли это глубоко прочувствованный предмет на тему « Еще раз выйти сухим из воды», я не знаю. Я только вспоминаю, что я, заслужив новую свободу и уважение, безгранично наслаждался этим счастьем. Помимо прочего подумалось и над тем, что мне в своем предсказании нагадала цыганка семь лет спустя далеко в России на берегу реки Клязьма.

1 сентября 1939 года началась война, и мы бурно ликовали по поводу успехов наших вооруженных сил в Польше, Норвегии и Франции. Мы были удивлены тому, что англичане, потерпевшие поражение в боях на континенте, не капитулировали. А когда летом 1940 года воздушная битва над Англией не привела немецкую сторону к успеху, у меня появились некоторые сомнения. Но я смог их преодолеть, т. к. наши подводные лодки должны были вот-вот разбить англичан. Так думал не только я.

Уже в 1940 году многие мои одноклассники достигли призывного возраста, 18 лет. Можно было рассчитывать на призыв. В нашей средней школе в Айслейбэне было два выпускных класса — гуманистов и реалистов. Гуманистов еще перед началом летних каникул терзал вопрос о том, нужно ли им идти на войну добровольцами. Сформированные на основах истинного гуманизма, они приняли решение: «Оружие в руки добровольно не возьмем. Пусть они нас „тянут“, т. е. подождем, пока нас не призовут сами.»

Но между призывом и добровольным поступлением на военную службу имелось существенное различие. Призывник не мог влиять на выбор рода войск, когда он призывался в армию. Призывники попадали в пехоту, артиллерию, танковые и саперные части, т. е. в рода войск, которые должны были действовать там, где воздух особенно пах порохом. Доброволец, напротив, мог подбирать для себя подходящий род войск. Реалисты, к которым относился и я, вопрос ставили абсолютно по-иному, т. е. не эмоционально, но очень прагматично: «Какой из рода войск может предложить наибольший шанс остаться в живых?»

После того, как я со знанием дела объяснил своим одноклассникам боевые принципы войск связи ВВС, долгие дискуссии закончились. Подавляющее большинство потенциальных воинов дало убедить себя добровольно вступить именно в этот род войск.

Я опережу события и представлю конечный результат такого решения: Из рядов гуманистов войну пережили только 5 из 22. Из реалистов погибло только 5 также из 22, среди которых было трое ребят, которые как и я, пройдя обучение на борт-радиста, попали в летный персонал Люфтваффе и не вернулись с боевых заданий.

Еще двое товарищей погибли, будучи солдатами в более рискованных родах войск, чем связь в ВВС.

Было ли и это делом рук моего ангела-хранителя?

Мой товарищ из класса, Данкварт Бройнунг, и я были единственными, которые в призывном заявлении добровольца выразили желание поступить в летный персонал Люфтваффе. Господа из управления военным округом [4] Или, если угодно, то окружным военкоматом. — О.К. охотно зарегистрировали это наше желание, а наши личные дела отправили в службу, которая занималась рассмотрением заявлений в летные части на предмет готовности. Уже через несколько недель пришло предписание явиться в казарму под Лейпциг с необходимыми вещами. Отъезд в понедельник, обратно — в пятницу.