Array Array - Прошлое с нами (Книга вторая)

В 16 часов танки — двенадцать, позже количество увеличилось на пять — двинулись в направлении Балыка, высота 197,3. Начало ничем не примечательное. После налета пикирующих бомбардировщиков артиллерия и минометы сосредоточили огонь по окопам нашей пехоты на участке: стог — два отдельных дома. Тем временем танки вышли к гребню. На склоне они снова разделились на две группы и после недолгой заминки неторопливо двинулись вперед. Из-за реки несколько батарей, кажется дивизионных артиллерийских полков, открыли заградительный огонь.

Неожиданно пехота начала отходить к промоинам, оставила окопы, те самые, что упорно обороняла в последние дни. Танки — они держались на расстоянии километра — прибавили скорость. Два 45-мм орудия пехоты, начавшие стрельбу, были подавлены. Из-за бугра выкатились бронетранспортеры и стали высаживать пехоту. Обе батареи 1850-го ИПТАП — 2-я и 5-я, — прикрывавшие здесь с полуночи сектора, развернулись в юго-западном направлении и открыли огонь. Я наблюдал за происходящим со своего КП.

Один танк получил прямое попадание, другой. На позициях 2-й батареи взметнулось облако бризантного разрыва. Часть танков остановилась и стреляла с места. Обрушились минометы, темп огня 2-й батареи стал слабеть, позиции заволок дым.

Танки возобновили движение. Когда я прибыл во 2-ю батарею, огонь вело только одно орудие. С грохотом рвались низкие бризантные разрывы. Орудие умолкло. Танки, не прекращая стрельбу, приближались. Расстояние не более 400 шагов.

Немедленно к орудию! Ближайшие — первое и второе — к стрельбе непригодны. Возле 3-го орудия люди вповалку, одни убиты, другие ранены. Между станинами куча стреляных гильз. Командир батареи лейтенант Богданов швырнул из ниши ящик со снарядами, мой ординарец — сержант Павлов — отбрасывал гильзы из-под люльки. Я занял место наводчика, лейтенант Богданов — заряжающего, ефрейтор Сапожников — помощника.

Иметь командира — непременное условие дееспособности орудийного расчета, когда до цели 200 шагов, не обязательно. На заключительном этапе поединка орудия с танком задача упрощается. Артиллерийские командиры приобщают орудийных номеров к своей науке действием. Управление сводится к демонстрации, практическому показу приемов в обслуживании орудия и соблюдению дисциплины.

Воин участвует в бою по убеждениям нравственным, но не потому, что обучен обращению с оружием. Что делать — ему диктует команда, как делать — совесть, иными словами, способность повиноваться. И если нравственные ресурсы орудийного расчета исчерпаны, командир сам обязан произвести выстрел. Это — ультимо-рацио.

Не однажды я выполнял обязанности наводчика. Ничего особенного. Посредством двух маховиков перемещается перекрестие панорамы в двух плоскостях и с ним заодно — орудийный ствол до совмещения осевых линий с точкой прицеливания. Водянисто-голубые линзы панорамы как бы скрадывают расстояние, то, что на глаз далеко, в объективе рядом, перематывается гусеничная лента, блестят четко обрисованы траки. Танк неудержимо надвигался, не остановить его, не задержать. У орудия — жара, ствол раскален, дышать нечем, над головой воют болванки, дым, пыль, в глазах резь и неотступно — тень смерти. Тень, потому что сама она бесплотна, безлика, невидима и вездесуща. И во время ведения огня с открытых позиций всякий воин чувствует ее леденящее присутствие. Разговоры о том, будто орудийный номер не знает колебаний, будто уверен в поведении другого, не имеют под собой совершенно никакой почвы. Противотанкист никогда бы не мог признаться сам перед собой, кому уготована гибель — орудию или танку.

Многие люди сами не знают, куда увлекут их, явившись в потрясенной душе, темные силы природы. Когда наводчик совладел с собой, его волнуют другие номера. Устоят ли? Среди разрывов мин и снарядов одинокие, под напором страха низменного... если живы... если не оставили своих мест... Он — наводчик, нажал спуск... а дальше? Кто вложит следующий снаряд... и тут же очередной? Кто передвинет станины? Конечно, это — компетенция командира орудия, он управляет людьми. Но как знать? Выстрел ИПТАПовского орудия — итог согласованных в точности движений, как шаг в строю — многих воинов. После первого выстрела им всем грозит гибелью всякое мгновение. Медлить и ошибаться нельзя, недопустимо.

Ни в тот раз, ни в предыдущие меня не заботили никакие другие соображения, кроме последнего. Орудийный ствол послушно двинулся, в объективе проплыла покосившаяся изгородь, синий шлейф выхлопного дыма, и перекрестие легло у основания башни. Танк выстрелил, тут же брызнули в лицо комья земли. Кто-то вскрикнул. Я сдвинул перекрестие ниже, рычаг спуска легко провалился вниз, орудие привскочило, и красная трасса снаряда вонзилась в бортовой лист танка. За казенником по другую сторону чье-то искаженное лицо, глаза вытаращены. Досланный снаряд лязгнул, освободился клин и закрыл со звоном затвор... «Бронебойный... третий...» — выкрикнул лейтенант Богданов фразу, как полагается заряжающему. Перекрестие переместилось влево, и камуфлированный корпус танка, изрыгнув пламя, заслонил объектив. Снова надо мной взметнулась горячая пыль, трасса вспыхнула красной точкой уже после того, когда снаряд образовал в броне отверстие.