Array Array - Прошлое с нами (Книга вторая)

А вот отрицательные персонажи, по своей природе низменны и поэтому чуждые... как показал великий знаток человеческих душ... не до такой степени отвратительны. Конечно, малодушны, корыстолюбивы, но слова-то они произносили льстивые. Всякому приятно. И вообще, пришло время усвоить, уверяют специалисты, между благородством и низостью в наш век почти... не существует различий... Можно сказать, это одно и то же... и что такое величие в историческом плане? Современные методы исследований доказали с неопровержимой достоверностью, что все устремления великих людей прошедшей эпохи — полководцев, императоров, философов — вызывались корыстными побуждениями: жаждой наживы, упоением властью за счет эксплуатации и гнета трудящихся, и ничем более! И вообще, все люди равны, все делаются героями... стоит только подмигнуть им, приказать, приклеить на заводских воротах приказ директора... Различный тип психики?.. Физическое развитие? Пустяки.

Ничего этого нет... все равны... Сознание долга... совесть... узы товарищества... дисциплина? Предрассудки монархических времен... человеком управляет только выгода. Ему выгодно — он борется за свободу народа, не светит выгода — спрятался в толпе. Если не считать Спартака и некоторых других борцов за свободу, говорят специалисты, ничего в истории человечества замечательного не было, нет и сейчас, а значит, не может быть и в будущем... Одна лишь видимость... плоды гиперболизации...

А тут? Участник войны... невидаль какая! Стоит ли церемониться?.. На нашем веку война уже не повторится, так что... Банальная история... он приехал обратно на фронт?.. Ясно, по недосмотру кадровых товарищей... попустительство, и никаких мотивов тут, кроме обыденных, житейских... не было и быть не должно. Прикиньте в уме... ну что делать ему в тылу? Вот и вернулся...

Нет, товарищи, не так, смею заверить. Я не имел ни малейшего понятия, когда вышел из госпиталя, что делать, куда направить шаги? Все пути были открыты и все вели в никуда. Я избрал кратчайший. И горько сожалею. Никому не дано проникнуть взглядом в завтрашний день. И не ведающий, я обманулся.

Противотанкисты находили возвращение того, кто исключен из всех фронтовых списков, как естественную закономерность взаимоотношений на открытых огневых позициях. Я пришел на зов и занял в строю сослуживцев пустовавший интервал, перечеркнув всякую мысль о будущем. Вот некоторые из этих писем:

( OCR : Нечитаемые письма, стр. 559–571.)

Не знаю, кому пришла первому идея моего возвращения, захватившая многих в 248-м гв. ИПТАП [126]и в других частях 11-й гв. ОИПТАБр РГК — моих сослуживцев, подчиненных и начальников, лиц повторять одно и то же. Но, наверное, знаю — почему.

Осенью 1943 г., спасая товарища на одном из днепровских плацдармов, я был ранен. Это случилось около полуночи. Вокруг рвались беспрерывно снаряды, противник не прекращал интенсивный обстрел небольшого участка прибрежных круч, занятого накануне общими усилиями подразделений пехоты разных частей, куда высадились батареи 1850-го ИПТАП [127], командиром которого я состоял. Позади текла в осеннем многоводье широкая река. Я потерял много крови и был найден только к утру.

Последнее, что я запомнил в отсветах бризантных разрывов, — колючие стебли и лицо капитана Болелого, он лежал распростертый на краю воронки. Я поднял его, двинулся к телефонной линии, проложенной час назад между моим командным пунктом и командным пунктом командира 32-й ОИПТАБр РГК полковника Купина И. В. Он прибыл на плацдарм в сумерках. Прогрохотала серия бризантных разрывов. На меня обрушился удар страшной силы. Кажется, я устоял, пытался идти, но что-то неудержимо влекло к земле, я проваливался куда-то. И все.

Первый проблеск сознания был вызван ощущением света. Я лежал в луже крови среди трупов, сложенных под низким дырявым потолком. В бревенчатой стене сквозь щель пробивался луч восходящего солнца.

Второй раз ко мне вернулось сознание в душной небольшой комнате. И тот же луч яркого света. Перед глазами — банка с красной прозрачной жидкостью. Я лежал под стенкой, в бедре — огромная, во всю длину открытая рана, воткнута игла со шприцем. Женщина в белом халате, склонившись, сидит неподвижно. Во мне бушевало пламя, невыносимо мучила жажда. Воды! Сестра испуганно подняла лицо. Острая боль пронзила мое тело, свет померк. Непроглядная тьма.

Я скользил куда-то, мучимый желанием остановить скольжение, задержаться, сделать еще что-то совершенно необходимое, и не мог, не знал, что именно. Опора, только обретенная в пространстве, опрокидывалась, куда-то исчезала. Я падал стремительно в разверзшуюся бездну сквозь черно-коричневую липкую темноту, увлекаемый неодолимой силой.