Михаэль Брюннер - На танке через ад. Немецкий танкист на Восточном фронте

— Как может солдат, по которому не видно никаких серьезных недостатков здоровья, быть негодным? — По мнению многих солдат, покалеченных до инвалидности, которых тот врач записал годными, его врачебное заключение было не только ложным, но и несправедливым. Но и такие несправедливости случаются на войне. А какая судьба ждала «годных»? Из них сформировали пехотную группу, которая была уничтожена в последующих тяжелых боях. Этой группе администрацией Вермахта был присвоен номер полевой почты, хотя почтовое сообщение было уже прервано и у отряда не было никаких шансов.

На следующий день «негодные» были отпущены с приказом идти через Фрише Хафф и Фрише Нерунг в Данциг. Я тоже был в их числе. Утром 7 февраля 1945 года мы вышли из Ляйзунена на лед замерзшего Фрише Хаффа. Это был туманный хмурый дождливый день. И наш взгляд на ледяное пространство утешения принести нам не мог. Мы видели на льду, покрытом уже водой, сотни, тысячи повозок беженцев. Бедствия беженцев были неописуемыми, а их повозки представляли собой жалкое зрелище. Подавленные судьбой, изгнавшей из родных мест, а теперь заставившей их бежать по льду, женщины, дети и старики сидели на телегах, полностью загруженных их последним добром: посудой, швейными машинками, сковородами. Дождь не переставая хлестал по лицам беженцев, в то время как со стороны близкого Эльбинга слышался грохот артиллерии. Несмотря на то что я укрывался плащ-палаткой, вода проникла через шинель и куртку до тела. Поскольку я одновременно шел по воде, то ботинки, носки и брюки до колен совершенно промокли. Мои товарищи, шедшие за телегой, запряженной лошадьми, тоже совершенно промокли. Когда небо на короткое время прояснялось, сразу же появлялись русские истребители и штурмовики, сбрасывавшие на беженцев мелкие бомбы. Они или поражали бегущих людей непосредственно, или разбивали под ними лед, под который уходили повозки с беженцами. Мой ранец, нагруженный, как и повозки беженцев, самым оставшимся у меня необходимым, из-за дождя стал таким тяжелым и так давил на спину, что через несколько километров я бросил его на повозку, рядом с которой шел. Через некоторое время я его вдруг уже не смог увидеть. Меня словно ударом поразило: «Ранца с самыми необходимыми вещами больше нет». Потом я с облегчением увидел, как он тащится за телегой по льду. Хотя он уже упал, но зацепился ремнем за ось телеги и таким образом не потерялся, однако все, что в нем было, совершенно промокло.

Из-за плохой погоды, медленно двигавшихся перегруженных повозок, которые вынуждены были к тому же искать объезды пробоин во льду, воды, покрывавшей лед, по которой мы могли идти в промокшей одежде лишь с большим трудом, из-за дистанции между повозками и солдатами образовывались бесконечные заторы. По многим причинам получилось так, что для перехода через замерзший Нерунг нам потребовался почти целый день. Большинство беженцев были в таком же состоянии, как и я. В последующие дни лед стал более хрупким и уровень воды над ним поднялся.

Вечером первого дня после марша по льду я пришел в деревню Штраухбухт, совершенно переполненную беженцами.

Переночевать было негде. Из-за того, что продолжался дождь, ночевать на улице мне не хотелось. Пришлось расположиться на ночлег в голубятне, в которую мне удалось влезть с большим трудом. За мной последовала мать с двумя детьми в промокшей одежде, кричавшими от голода и холода. Мать не могла их успокоить. Ее слова: «Ваша мама тоже промокла и замерзла», — тоже не помогали. Одежда на мне промокла насквозь, как и два моих одеяла, на которых я лежал, и моя шинель, которой я укрылся. Ну вот, наступило времечко: прусский унтер-офицер спасается бегством в совершенно промокшей одежде, устроившись на ночлег в голубятне. Каждому нормальному солдату давно уже должно было быть понятно, что мы находимся на последнем этапе войны. Но все еще находились «победоносные» последние бойцы.

На следующий день пошли дальше. По-прежнему перед глазами ужасающие бедствия беженцев. Как-то я увидел прислоненный к дому велосипед. Он не был закрыт, но с его помощью я с большей легкостью мог бы двигаться вперед. Преодолеть свои низменные инстинкты и без велосипеда продолжать тащиться дальше пешком с моим тяжелым ранцем мне было нелегко, но я не пошел против своего сердца и не стащил велосипед у беженца.

На четвертый день я вышел к Висле. Через большую реку был наведен надежный деревянный мост. Но вход на него преграждал какой-то капитан, которому я предъявил свою справку о «негодности».