Дэвид Эдмонд: Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами.

Профессор Питер Гич, крупный специалист в области логики и, в числе прочего, ведущий исследователь трудов немецкого логика Готлоба Фреге, преподавал в Бирмингемском университете, а затем в Лидсе. Профессор Майкл Волфф специализировался по викторианской Англии, но извилистые пути академической карьеры завели его в США — в Университет Индианы и Массачусет-ский университет. Профессор Георг Крайзель, блестящий математик, преподавал в Стэнфорде; Витгенштейн называл его самым способным из философов-математиков, каких ему доводилось встречать. Питер Грей-Лу-кас переключился с преподавания на бизнес: сначала сталь, потом фотопленка, затем бумага. Стивен Плей-стер, женившийся морозной зимой 1947 года, стал преподавателем античной филологии в приготовительной школе.

Особого упоминания заслуживает Васфи Хайджаб. На момент той судьбоносной встречи он был секретарем Клуба моральных наук. По его словам, эта должность совсем не была престижной, и он даже не помнит, как он ее занял, — возможно, просто в порядке очередности. В обязанности секретаря входило составление программы заседаний на семестр, что он и делал по согласованию с преподавателями. За время своей службы Хайджаб убедил приехать в Кембридж не только Поппе-ра, но и Алфреда Айера — человека, перенесшего идеи логического позитивизма из Вены в Англию. Айер, всегда считавший, что говорить в присутствии Витгенштейна — «тяжкое испытание», все же откликнулся на приглашение Хайджаба и сказал, что с радостью выступит перед членами Клуба, хотя, по его мнению, «кембриджская философия богата техническими приемами, но бедна содержанием». «Отсюда ясно, как много он знал», — замечает Хайджаб.

Кембриджский период жизни Хайджаба многое говорит о Витгенштейне. Хайджаб приехал в Кембридж в 1945 году, получив стипендию, — приехал из Иерусалима, где преподавал математику в средней школе. Он намеревался сменить область деятельности и со временем защитить диссертацию по философии. Через три года он покинул Кембридж, так и не получив докторской степени. Хайджаб совершил роковую ошибку: несмотря на все советы (в числе советчиков, между прочим, был и Ричард Брейтуйэт), он попросил Витгенштейна стать его руководителем. Витгенштейн, ко всеобщему изумлению, согласился.

Хайджаб прекрасно помнит занятия с научным руководителем. Проходили они, когда позволяла погода, на свежем воздухе. Втроем — Хайджаб, Витгенштейн и сту-

дентка Элизабет Энском — они бродили и бродили кругами по идеально ухоженному садику Тринити, поглощенные дискуссией о философии религии. «Если хотите узнать, религиозен ли человек, не спрашивайте его — наблюдайте», — говорил Витгенштейн. В присутствии наставника Хайджаб все больше молчал, скованный ужасом, зато в его отсутствие, бывало, блистал красноречием — беседы с учителем не проходили даром.

Витгенштейн, как вспоминает сейчас Хайджаб, камня на камне не оставил от его интеллектуальной базы, от его веры и способности к абстрактному мышлению. Докторская диссертация была заброшена; уехав из Кембриджа, он на много лет оставил всякую мысль о философии и снова занялся математикой. Витгенштейн был, говорит Хайджаб, «как атомная бомба, как торнадо — людям трудно такое понять».

Тем не менее Хайджаб по сей день хранит верность наставнику, любя его той пылкой любовью, какую только Витгенштейн и умел внушать. «Часто приходится слышать, что вся философия — это лишь примечания к Платону, — говорит Хайджаб, — но тут следовало бы добавить "до Витгенштейна"». И в конечном итоге преданность ученика учителю была вознаграждена. В 1999 году Хайджаб произвел сенсацию в Австрии на конференции, посвященной Витгенштейну. Сначала он нарушил плавный ход собрания, явившись незваным, но затем ему выделили время для двух дополнительных лекций, и его воспоминания об учителе получили высокую оценку в респектабельнейшем Neue Zurcher Zeitung. Из Австрии он отправился в Кембридж — вести семинары в архиве Витгенштейна. По словам Хайд-жаба, ему понадобилось полвека, чтобы оправиться от «передозировки» Витгенштейна, и теперь он хочет наверстать упущенное.

Чтобы в полном объеме восстановить историю конфликта между Витгенштейном и Поппером, необходимо собрать воедино все свидетельства. С чего же и начать, как не с воспоминаний очевидцев?

Попробуем перенестись в тот промозглый октябрьский вечер, в комнату, куда в ожидании доклада доктора Поппера битком набился народ, — и разглядеть в толпе девятерых свидетелей, только совсем еще молодых. Но сначала, конечно же, взгляд остановится на великих. Прямо перед камином мирно курит трубку седовласый Бертран Рассел. Слева от него, лицом к аудитории, Карл Поппер — тихий и на вид неприметный. Какой-то студент-старшекурсник перешептывается с соседом, обращая его внимание на выдающиеся уши Поппера, несоразмерные с его щуплой фигуркой, — будет над чем посмеяться за пинтой пива после семинара. Поппер присматривается к своему оппоненту, о котором так много думал, но никогда раньше не видел: Витгенштейн, председатель Клуба, сидит справа от Рассела. Роста он тоже небольшого, но в нем ощущается напряжение невероятной силы. Он нервно проводит рукой по лбу, дожидаясь момента, когда пора будет открывать собрание, и смотрит на Поппера пронзительными голубыми глазами, с «такими белыми и большими белками, что становится не по себе».