Лев Лобанов - Всем смертям назло. Записки фронтового летчика

Проскочившая пара вышла из пике и боевыми разворотами круто поднималась вверх. Да, это был он — Гуго Лемм: левый борт размалеван аистом с мечом. Теперь я просто не имел права выйти из боя, я должен был хотя бы ценой собственной жизни уничтожить этого гада!

Мы к тому времени попали в «клещи». Одна пара из тех, что крутились вокруг нас, отвалилась от общего круга и нырнула вниз, две другие машины вместе с Леммом готовились ударить с высоты, четыре оставшиеся продолжали кружить встречными виражами, отсекая все наши попытки вырваться.

Очевидно, по радиокоманде обе пары «мессеров» бросились в атаку: нижние на крутой «горке», верхние — на пикировании. Держу машины в левом вираже до начала открытия по нам огня, готовясь одновременно к срыву вниз.

Пошел! Отвесно падаем в стремительном штопоре. Брызнули по сторонам нижние «мессеры», не успевшие сделать ни одного выстрела: атакующие сверху также не пытались открывать огонь по бешено крутящимся машинам.

Но вот обогнал меня в пикировании самолет, на котором весело пляшут негритята, и я понял: если немедленно прекратить штопор, то я обязательно встречусь с выходящим из пике Гуго Леммом. Эту сволочь я должен сбить, даже если придется его таранить!

Сделано: в следующее мгновение, вырвав машину из штопора и разогнавшись на форсаже, я направился точно лоб в лоб поднимающемуся от земли самолету штурмфюрера.

Он спохватился слишком поздно. Скорость сближения была огромна. Чтобы отвернуть, у него не оставалось ни времени, ни дистанции. Ловушка захлопнулась! До столкновения оставались считанные мгновения. Мои пулеметы молчали: попасть в тонкий лобовой профиль «мессершмитта» — дело почти невозможное. Я был готов к тарану.

Не выдержали нервы фашиста: перед самым носом моего «ишачка» он рванулся в сторону, оголив желтое брюхо своей машины, — реактивный снаряд и пулеметный залп превратили ее в груду горящего металла.

С Гуго Леммом было покончено.

Однажды в начале октября 1941 года часовой из роты охраны задержал человека, назвавшегося летчиком и просившего доставить его к командиру части. За несколько дней до этого погиб наш второй командир полка, и командование временно принял начальник штаба капитан Чечнев. Он распорядился привести задержанного.

Вошел молодой, с темным от загара лицом сержант — невысокий, широкоплечий, туго затянутый поясом. На чистой гимнастерке с голубыми петлицами висели значки — «Ворошиловский стрелок» и «Парашютист». Незнакомец четким шагом подошел к Чечневу и доложил:

— Сержант Бейсимбаев. Разрешите обратиться по личный вопрос?

Слова он произносил четко, но акцент, судя по фамилии, казахский, делал его речь несколько своеобразной.

— Слушаю вас, говорите.

— Товарищ капитан, я летчик. В мае этого года закончил Батайский авиашкола. Война застал в запасной полк под Грозным. В августе нас отправили на фронт, в распоряжение Пятой воздушной армии. Мы ехали поездом. Эшелон бомбили. Ничего не остался: все горел, все ломался к черта матери. Кто живой остался, потом комендатура собирал, посылал маршевый полк. Там и пехота, и летчик, и танкист, и все-все. И никакой разговор: носишь военный форма — иди маршевый полк, пехота будешь.

Говорил он торопливо, словно опасался, что его перебьют, не дадут рассказать о себе.

— Вот так я и стал пехота. Мы вон там, за ваш аэродром оборона строим. Я посмотрел-посмотрел, И-16 летают. Самый мой машина. Вот и отпросился узнавать: может, вам летчик надо? Я драться хочу. Смотрел, как вы деретесь, завидовал, чуть не плакал!

Чечнев повернулся к нам:

— Что скажете, батайские инструктора?

Выходило, что это бывший курсант нашего последнего предвоенного выпуска. В лицо, правда, мы его не знали. Не мудрено: в школе несколько отрядов, в каждом по три-четыре эскадрильи, все стояли на разных аэродромах, отряды мало общались.

— В каком отряде вы были курсантом?

— Второй отряд, второй эскадрилья, первый звено!

— Кто был командир, инструктор?

— Командир отряда — капитан Ковалев, а инструктор — лейтенант Скорик Сергей Сергеевич!

— Простите, а как он выглядел, ваш Сергей Сергеевич?

Бейсимбаев, который стоял, вытянувшись по стойке «смирно», вдруг широко улыбнулся:

— Лейтенант Скорик маленький-маленький, совсем как ребенка. А летает — во как! — Бейсимбаев оттопырил большой палец, помолчал и добавил: — Строгий инструктор. Дисциплина любит, порядка знает.