Андрей Сахаров: Степан Разин

Просторно и вольно было в те годы на Дону. Прочно держало казачество в своих руках все низовье Дона. Забылись распри с Москвой, бывшие при царе и великом князе Борисе Федоровиче Годунове.

Сильную опалу наложил тогда царь Борис на казачество. Поперек дороги встали ему казацкие вольности. Сколько раз просила казаков Москва и при царе Иване Васильевиче, и при сыне его Федоре Иоанновиче не чинить ссоры между Российским государством и турецким султаном — казаки не унимались.

Шумно, с удалью обживали они реку Дон. Сюда бежали люди самые отчаянные. С тех пор как судебник 1497 года ввел, а судебник Ивана IV Васильевича в 1550 году повторил, что «христианом отказыватися из волости в волость, из села в село, один срок в году, за неделю до Юрьева дня осеннего и неделя после Юрьева дня осеннего», потянулись на юг, на вольные донские земли крестьяне, кто за кем был — кто за боярами, кто за детьми боярскими и помещиками, кто за монастырем. Сюда же шли и холопы — подальше от своих кабал, и всякий тяглый подневольный люд. В Ливонскую войну бежали от тяжелейших поборов посадские, уходили по осеннему бездорожью опухшие от голода, продрогшие на всю жизнь стрельцы из полков под Юрьевом, Иван-городом, Ругодивом. [8] Нарвой. А вдогонку за беглецами отправлялись сыскные отряды, владельцы вотчин и поместий. Особенно с большим тщанием добивались крестьянской крепости помещики — верная опора государева. Где умом не понимали, там чутьем чуяли, что наступают для Руси новые времена и главное — не пронести мимо рта свой кус. В прошлое отходило сонное вотчинное бытье. Крестьяне с топором, сохой-косулей, косой осваивали новые земли; весь Замосковный край покрылся деревнями и починками, наливались соками старые села, в глухих лесных чащах ставились пустыни и монастырьки, быстро прибирали к своим рукам волостные крестьянские миры. Прорубались дороги в некогда непроезжих местах, быстро росли новые городки, наполненные неистовым и бойким гулом ремесленной работы, расцветали промыслы. А над всей этой занятной и полезной суетой возвышались великими торговыми и ремесленными столпами Москва, Тверь, Владимир, Ярославль, Новгород низовые земли, [9] Нижний Новгород. Вологда и другие исконные русские города, обложенные со всех сторон тучными посадами, богатыми селами. Тянулись к ним отовсюду торговые караваны: и речные — насады, паузки, лодки, и по сухопутью — подводы, и зимним санным путем. Зачастили на русские рынки и иноземные гости. Раньше видели здесь персов, армян, хорезмских и бухарских купцов. Сейчас через Холмогоры, а потом через Архангельск стали приходить во все большие русские города английские и голландские гости, устраивать торговые дворы на пути к Москве.

Чего только не было на русских рынках! Подмосковный хлеб, соль с астраханских учугов, красная рыба с Варзуги, что раскинулась по берегу Белого моря, вина заморские — романея и ренское, бухарские шелка и всякое добро здешнее, русское, питья и ествы — видимо-невидимо. Все, что давала земля русская от щедрот своих, выносилось на продажу.

Теперь пошли новые порядки — у кого земель да крестьян побольше, у того и товару больше и денег. А у кого и было хоть несколько душ крестьянских, норовил выжать из них все, что мог. Помещиков подгонял и срок: владели землей, пока несли государеву службу, а минула служба, и земля переходила в другие служилые руки. И всякий стремился правдой-неправдой урвать себе лишний клочок земли, да не порозжей, а населенной — с селами, деревнями, починками.

Быстро сокращалось число черных государевых волостей. Со всех сторон обступали их боярские, помещичьи, монастырские земли. Властной рукой раздавали великие князья московские и цари всея Руси земельные угодья своим слугам и в первую голову помещикам. По их челобитьям ввели и Юрьев день осенний, чтоб не бежали крестьяне невесть куда с помещиковых земель, а были бы крепки своим владельцам весь год. А хочешь уйти, плати пожилое, убери господский хлеб, выплати долги хозяину. Но при новых порядках и этих рогаток было мало. Осенью дружно снимались крестьяне с помещичьих земель, шли из откупа на богатые боярские и монастырские земли. Вносили вотчинники и монастырские старцы за помещичьих крестьян пожилое, переманивали их к себе, опутывали долгами и кабалами.

Наступали 80-е годы XVI века. Натуженно и тревожно жила Русь в последние годы царствования Грозного царя. Лихолетье Ливонской войны, как медленная и застарелая болезнь, разъедало крестьянские хозяйства. Над запустевшими русскими уездами еще стояла страшная тень опричнины. Розно брели уездные и волостные люди, подальше от сурового окрика государева, от податей, от нищеты; бросали своих помещиков — псов гладных, несытых, — уходили от них и в Юрьев день, и в иное время, бежали куда глаза глядят, а чаще на украйны государевы — на Дон, на Запороги. Все чаще били челом дворяне царю, просили унять людишек, сделать их крепкими владельцу и земле. Писали: без этого не стоять помещиковым хозяйствам.