Андрей Сахаров: Степан Разин

Скованного по рукам и ногам Фрола привязали длинной тонкой цепью к телеге. Начальник стрелецкого отряда махнул рукой, и телега с виселицей, окруженная стрельцами, медленно двинулась к городским воротам.

Так в полдень 4 июня 1671 года Степан Разин и его брат Фрол въехали в Москву.

Едва повозка вкатилась в городские ворота, как в окрестных церквах ударили в колокола. Разина везут! Разина везут! Тревожно и радостно плыл над городом гул московского набата. Стенька Разин, бунтовщик, вор [1] Ворами в XV–XVIII веках правительственные документы называли всех противников существовавших тогда порядков: бунтующих крестьян, беглых людей, антигосударственных заговорщиков, людей, выступавших против официальной церкви, и т. п. и богоотступник, враг царя, отечества и святой православной церкви, должен теперь принять кару за все его злодейства и прегрешения. Народ стремглав бежал с соседних улиц, люди заполняли окна домов, висели гроздьями на высоких крылечках.

Из домов степенно и чинно выходили разодетые в богатое платье бояре, дворяне, дьяки. Сзади, одетые попроще, теснились купцы, подьячие. Многие грозили вслед повозке: «Вор! Злодей! Убийца! Ирод! Антихрист!» А колокольный звон плыл и плыл над городом. Боярская Москва торжествовала победу над своим страшным врагом. Стенька Разин, за которым еще полгода назад шли в огонь и в воду тысячи восставших крестьян, казаков, холопов, работных людей, посадской голи перекатной; Стенька Разин, который похвалялся дойти до Москвы и сжечь у государя все дела, истребить бояр и воевод, теперь стоял распятый под виселицей с цепью на шее. Колокольный звон радостно и тревожно звал людей московских на небывалое торжество. Словно и не было этих пяти долгих лет, когда при каждом известии с юга замирало сердце у тихого тучного царя Алексея Михайловича и ближние бояре в тот день боялись попадаться ему на глаза. Теперь все это позади. Вот он, народный батюшка, отец родной, позванивает кандалами, крутит шеей в железном ожерелье. Победа! Победа! Теперь и окрестные страны могут вздохнуть поспокойней. Из далекой Англии дражайший брат король Карлус Вторый прислал грамоту с поздравлением. Прибыл и гонец от кызылбашей; [2] Персов. его величество друг вечный и брат шах Сулейман радовался окончанию злого Стенькиного дела. В свейском городе Риге и французском стольном городе Париже куранты печатные возвестили о славной победе царя всея Руси. Из Польши и Великого княжества Литовского пришли торговые люди и сказали, что паны радные коруны польской и Великого княжества Литовского благословляют победу князей Долгорукого, Юрия и Данилы Борятинских. Отныне в безопасности стоит их панская воля.

— Будь ты проклят, нечестивец!

— Окаянный! Изверг рода человеческого! Хулитель веры Христовой!

Под этим потоком брани Фрол, бредущий за телегой, лишь съеживался, а Степан, напротив, стоял, гордо подняв голову, поглядывал по сторонам пристально и грозно.

Шествие остановилось около Земского приказа. Здесь уже все было готово для допроса. Внизу в подвале горел огонь, а в нем лежали раскаленные щипцы, прутья железные. Рядом палач налаживал веревку для дыбы.

Степана допрашивали первого.

— Ну, расскажи, злодей, как начал ты свое воровство, когда появился у тебя умысел поднять твою воровскую руку на царя-батюшку, на честной православный народ? — начал ласково спрашивать земский дьяк.

Разин молчал.

— А ну-ка кнута ему для начала.

Палач сорвал с плеч Разина лохмотья, оголил спину, деловито осмотрел ее. Потом сделал знак своим помощникам. Те бросились к узнику, связали ему руки и подняли на ремне за руки вверх. Тут же палач обвил ремнем ноги Степана и налег на конец ремня, вытягивая и вытягивая тело в струну. Вывернулись вверх руки, вытянулись над головой. Послышался хруст. Но Разин и стона не издал.

— Бей! — крикнул дьяк, и на обнаженную спину посыпались удары толстого кожаного кнута.

После первых же ударов спина Степана вздулась, посипела, кожа начала лопаться, как от порезов ножа.

— Говори, злодей, кто сподвигнул тебя на воровство, кто помогал, кто был в сообщниках.

— А вы у брата моего Ивана спросите, — только и сказал Разин и замолчал.

— Повешен твой брат, злодей, не богохульствуй, говори все, как было воистину.

Свистел кнут, брызгала кровь на земляной пол подпила. Уже полсотни ударов отвалил палач, а Разин все еще молчал.

— На огонь его, — приказал дьяк.

Степана отвязали, облили холодной водой, чтобы немного ожил, потом повалили связанного на землю, продели между рук и ног бревно и потащили к полыхающей жаровне. Четверо дюжих молодцов подняли бревно и поднесли висящее тело к огню. В душном подвале запахло паленым мясом. Зарыдал, забился в углу Фрол.