Андрей Сахаров - Степан Разин

Несколько дней было спокойно в Черкасске, а 1 декабря, к вечеру, вдруг раздался страшный стук в окно Корниловой горницы; кричал со двора неведомый казак, чтобы хоронился Корнило: идут к нему на двор атаман Якушка Гаврилов с товарищами, и все вздели на себя панцири и идут с кинжалами, хотят убить Корнилу тихо, без шума.

Заперся Яковлев, зарядил все пистолеты и ружья и решил защищаться до последнего. И тут же разинские товарищи вломились во двор, застучали в окна и двери.

В тот же час прибежал человек и к атаману Родиону Калуженину и крикнул ему, что пошел Якушка Гаврилов с казаками убивать войскового атамана, а потом уже придут кончать с ним, Родионом.

Мигом сорвался Калуженин со двора, повел за собой тридцать казаков, что были вместе с ним, подошли еще ближние казаки, и всего набралось человек сто. Прибежали они к дому Яковлева в тот час, когда казаки Гаврилова уже выламывали сенные двери. Караульные, выставленные в проулок, первыми услышали топот подбегавшей толпы, и тут же резкий свист пронзил воздух. Услышали знак разницы и бросились со двора прочь, заперлись кто вместе с Гавриловым, кто по своим дворам. Но уже поднимался весь домовитый Черкасск, со всех сторон мчались казаки к дому Яковлева, а оттуда на войсковую площадь. В ту же ночь начался в столице Войска Донского новый круг, но не было на нем товарищей Разина: после неудачного нападения отсиживались они по дворам, иные бежали в Кагальник.

А на кругу шумели Корнило Яковлев, и Родион Калуженин, и другие атаманы, и есаулы.

— Хватит, — кричал Яковлев, — терпели мы долго Стенькино воровство! Дотерпелись, пришли вырезать нас как курей! Если промедлим, казаки, не быть нам никому живу. Брать надо воров всем скопом.

Вопил круг против Разина и послал есаулов с людьми немедля привести Якушку на круг на допрос и расправу.

Притащили Якушку, не дали ему говорить, бросились на него, сбили с ног, кололи и рубили его, а когда уже был он мертв, оттащили к реке и метнули в Дон.

В ту же ночь побежали домовитые казаки по дворам своих врагов, вытаскивали ухоронившихся разинских товарищей, рубили их на месте, топили в Дону; многих тогда сыскали и побили.

На другой день снова собрался Войсковой круг. Теперь уже кончились все шатания, кричали домовитые казаки, что надо им всем укрепиться крестным целованьем против воров и верой и правдой послужить великому государю. Вывели в круг священников с образами, целовали животворящий крест, евангелие и образ пречистой богородицы, что им всем, Войску Донскому, служить великому государю его царскому величеству по-прежнему, и ни на какие воровские прелести не прельщаться, и к вору Стеньке Разину не приставать. Отныне объявил Корнило Яковлев и весь Войсковой круг открытую войну Степану Разину и всем его товарищам.

Хорошо знал Корнило своего крестника и понимал, что ждать Разин не будет, нападет первым, едва соберет силы. Потому решил войсковой атаман собрать верных казаков и взять Кагальницкий городок приступом.

Пять тысяч казаков выступили в поход против Разина, и в тот же день поскакали гонцы во все городки я станицы с известием о крестном целованье. Приказывал круг целовать всем казакам крест великому государю и бить воров повсюду, как сделал это круг в Черкасске.

Тревожные дни наступили и в Кагальнике. Разин сидел на месте, ждал вестей от Якова Гаврияова.

Степан ходил угрюмый, неразговорчивый, забросил вое встречи и разговоры с новоприбылыми людьми, часто сидел один в горнице до сумерек, задумывался; иногда выходил на крыльцо, спрашивал у караульных — не было ли вестей из Черкасска, наказывал тут же вести к нему гонцов, если придут в Кагальник от Войскового круга. Одна радость прибыла за эти дни: вернулся с Самары названый брат Леско Черкашенин, но пришел один, без людей, однако живой, здоровый, готовый к новым делам. Но сейчас и Леску не хотелось видеть.

На исходе недели, перед самым Николиным днем, вот так же сидел Степан в горнице. На дворе уже темнело. Нет, видно, и сегодня не придут люди от Якушки. И в тот же час послышался вдруг на улице шум, поднялась суета перед воротами. В радостном ожидании вскочил Степан. Забилось вдруг сердце. Никогда он раньше так не ждал ни от кого вестей, как ныне от своего старого друга.

Послышались торопливые шаги в сенях, отворилась дверь, и в горницу ввалился незнакомый казак. Но каков он был! В разодранном кафтане, весь в крови, лицо мятое, темное. Не ожидая знака, бухнулся на лавку, заговорил задыхаясь: