Стивен Кут - Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II

Сам факт вмешательства Людовика в интимную жизнь Карла свидетельствует о воздействии, которое он оказывал на него и в иных сферах жизни, прежде всего в политике. Та форма финансовой зависимости, которая связывала Карла с Францией, вполне его устраивала, особенно учитывая, что ему удалось избежать участия в бесконечных войнах Людовика. Добиться нейтралитета было нелегко. Самый напряженный момент возник в конце 1681 года, когда французы осадили Люксембург, угрожая таким образом безопасности Вильгельма Оранского. Ясно, что подобная ситуация вынуждала короля-протестанта вмешаться в конфликт, а это, в свою очередь, означало необходимость созыва сессии парламента, ибо только он мог выделить средства на ведение войны. Делать это Карлу очень не хотелось, о чем он прямо и сказал Бариллону: «Это нехристи, которым не терпится покончить со мной». В общем, следовало во что бы то ни стало найти выход из положения, и Карл через Бариллона обратился с просьбой к своему «брату-королю избавить (меня) от неловкости». Осознавая всю деликатность положения, Людовик придумал хитрый дипломатический маневр, при котором Карл становился посредником во взаимоотношениях между испанцами и французами. Суть сделки заключалась в следующем: Испания сохраняла контроль над Люксембургом, но при условии сноса оборонительных сооружений. Участие в осуществлении этой комбинации принесло Карлу новые французские займы, однако Вильгельм Оранский стал доверять ему еще меньше.

С ним Карлу в международной политике дело иметь было труднее, чем с любыми другими правителями. Одна из главных целей Вильгельма заключалась в том, чтобы Англия в борьбе с Людовиком оставалась на его стороне; а одной из основных целей Карла было оставаться нейтральным. Он знал, что у Вильгельма в Англии крепкие связи (хотя, возможно, и не такие крепкие, как ему казалось), и всячески стремился их ослабить. Попытки племянника воздействовать на внутреннее положение в стране донельзя его раздражали, и как-то он дал выплеснуться этому раздражению в беседе с голландским послом, намекнув, что об интригах Вильгельма ему все известно. Во время государственного визита принца Карл прямо сказал, что не готов ни созвать очередную сессию парламента, ни предоставить ему воинские соединения для обороны Фландрии. Англо-голландские отношения дали серьезную трещину, и, когда в 1683 году Вильгельм захотел нанести еще один государственный визит в Англию, Карл, подозревая, что единственная его цель — вовлечь Англию в дорогостоящие военные действия на континенте, решительно воспротивился этому.

Тем временем за праздной жизнью английского двора скрывался возраст всех этих повес и гуляк — они отнюдь не молодели. Вот как в столь характерном для себя стиле описывает один небольшой прием, состоявшийся 1 февраля 1685 года, Ивлин. Дело происходило в воскресенье, и Ивлина неприятно поразили «фантастическая роскошь и распутство», свидетелем которых он стал. Король «развлекается с возлюбленными — герцогинями Портсмутской и Кливлендской, а также Мазарини», — продолжает Ивлин, некогда соперницами, а ныне, судя по всему, добрыми подругами. Собравшихся услаждает любовными песенками какой-то французский юноша, а «около двадцати высокородных дворян и других распутников сгрудились за игорным столом, и перед каждым из них не меньше двух тысяч золотом».

Но для Карла это было последним развлечением такого рода. На следующее утро он был бледен и раздражителен. Его стремительная походка уступила место едва ли не шарканью. Вдруг король споткнулся и с трудом удержался на ногах. Он необычно долго сидел у себя в кабинете, а когда наконец вышел в сопровождении Чифинча, речь его была затруднена и невнятна. Отпив небольшой глоток шерри, Карл, по обыкновению, занялся туалетом. Но не успел цирюльник повязать ему на шею льняное полотенце, как он коротко вскрикнул и потерял сознание. Притворяться, что все в порядке, долее было нельзя. Срочно послали за врачами. Карлу пустили кровь. Одновременно направили депеши герцогу Йоркскому и членам Тайного Совета с просьбой немедленно прибыть во дворец.

В присутствии первых лиц королевства врачи продолжали свои манипуляции. Из безжизненной руки Карла откачали 24 унции крови, и речь к нему наконец-то вернулась. Он попросил позвать королеву. Пока короля переносили в постель, в Уайтхолле и вокруг него была усилена стража, наложен запрет на швартовку и отплытие кораблей. Лишь Бариллону было позволено послать депешу Людовику XIV. В этот драматический момент равно необходимым представлялось уведомить о происходящем французов и оставить в неведении Монмата и Вильгельма Оранского. Новости неизбежно просочились за стены дворца, и если высокопоставленные горожане отправили верноподданническое послание герцогу Йоркскому, то простые люди «плакали прямо на улице, все были опечалены, а у ворот дворца собралась огромная толпа».