Жак Эрс - Людовик XI. Ремесло короля

Монахам из Сен-Клода он уступил «ради благополучия и здоровья его особы и дофина» несколько кастелянств в Дофине, соляные склады в Бриансонне, делопроизводство в Валентинуа и Диуа, а также дорожные сборы в Монтелимаре. Он хотел знать обо всем: «Скажите же нам, готов ли ковчег для мощей монсеньора святого Клода, и покоится ли в нем его славное тело, и в каковой день оно было туда положено, дабы мы могли это отпраздновать»; соблаговолите оповестить нас о том через нарочного и сообщите также, какова длина и ширина «дверец, через которые можно приложиться к раке монсеньора святого Клода».

То, что король в те годы почитал святые реликвии, не вызывает сомнений. Об этом свидетельствуют предпринятые им шаги и многочисленные письма. Однако только злонамеренные авторы, насмешники или несведущие люди могут этому удивляться и представлять его святошей, предающимся каким-то страхам, выжившим из ума, впавшим в своего рода старческий маразм. Задолго до него, в самом начале истории христианства (а также других религий и верований), люди приписывали большую силу святым мощам и стремились к ним, зачастую тратя много сил, денег и идя на большие жертвы и серьезный риск. Когда венецианцы и генуэзцы пришли на помощь франкским «паломникам» во время Первого крестового похода, их первым успехом, благодаря которому они с триумфом вернулись домой, стало то, что они привезли с Востока святые реликвии. И только со второго раза они занялись налаживанием торговли. Святой Людовик, король Франции, над которым никогда не насмехался ни один современный ему автор и ни один более поздний историк, приобрел за золото терновый венец Христа и щепку от Креста Господня. Их прибытие в Париж в 1239 и 1241 годах было встречено крестными ходами и благодарственными молебнами, в которых участвовали все сословия и общины города и представители властей — Церковь, Университет, Парламент, эшевены, цеховые старшины. Для хранения этих реликвий, а также орудий страстей Христовых, привезенных в 1242 году, король велел выстроить великолепную Святую Часовню — Сент-Шапель, освященную в 1248 году папским легатом и архиепископом Буржским как раз перед его отъездом в Крестовый поход на Восток. Иоанна Беррийского, богатого владыку и большого мецената, жившего много позже, нам не показывают предающимся благочестию, молитвам или размышлениям. В наших учебниках он представлен, скорее, покровителем художников, собирателем редких, ценных, экзотических, даже причудливых вещей. Почему же не упомянуть о том, с каким необычайным старанием он собрал невероятное количество реликвий, от самых ценных до самых незначительных?

При Людовике XI ничто не изменилось, и напрасно было бы искать принца или вельможу, свободного от смешного «обскурантизма», о котором столь охотно говорят наши сочинители учебников; государя, который действовал бы иначе и не интересовался бы святыми мощами, не тратя на них времени и молитв. Король Рене, герцог Анжуйский и граф Прованский — «добрый король Рене», — был, конечно, просвещенным меценатом, другом художников и поэтов, а также любителем игрищ и праздников; нам говорят, что он умел наслаждаться жизнью и велел посадить в Провансе виноград сорта «мускат»... Все это верно, однако он своей рукой написал благочестивые произведения, например «Укрощение тщетного наслаждения», «воссоздал» мощи святой Марии (и не одной!) и посвятил им храм.

А новые времена? Где те независимые и вольные умы, которые оставили позади «мрак Средневековья»? Принять на веру некоторые клише снова значило бы допустить ошибку. Скептик и великий реалист Монтень поклонялся в Италии святым мощам в разных церквах. Он лично убедился в том, что его обетные дары церкви Богоматери в Лоретте выставлены на виду. Да и «неверие» Рабле было лишь мифом, созданным комментаторами его произведения — дурными читателями, придерживающимися «правильных» позиций. На протяжении всего «нового» времени художники, нанятые разными людьми или общинами, постоянно изготовляли ковчеги, монстрации и раки, от которых теперь, после революционного террора 1791—1794 годов, сохранилась лишь малая толика в сокровищницах церквей.

А в наши дни? Выставлять благочестие на посмешище, словно пережиток иной эпохи, даже иной культуры, является, конечно, хорошим тоном, но и признаком невежества или глупости, а то и обоих вместе. Кроме того, это значит плохо знать свою эпоху. Политические или литературные «паломничества» в дома и к могилам «великих людей» еще никогда не вызывали такого рвения, не собирали столько «святош» из разных слоев общества. И это в то время, когда платья, меха, драгоценности или предметы домашнего обихода какой-нибудь принцессы, герцогини, «звезды» экрана уходят с аукциона — настоящей мирской мессы — по ценам, выходящим за рамки разумного!