Николай Яковлев - Пёрл-Харбор, 7 декабря 1941 года - Быль и небыль

7 ноября Номура вручил план А Хэллу. 10 ноября посла принял президент. Хотя 6 ноября Рузвельт говорил Стимсону, что он может предложить японцам модус вивенди на шесть месяцев, при встрече с Номура президент ограничился очередной бессодержательной лекцией о прелестях мира, необходимости способствовать процветанию человечества и т. д. По получении сообщения о реакции президента на план А Того был разъярен.

Он немедленно телеграфировал Номура, напомнив, что дату 25 ноября "абсолютно нельзя изменить". Телеграмма была дешифрована и доложена Рузвельту и Хэллу. 15 ноября Номура выслушал окончательный вердикт Хэлла по поводу плана А: японские предложения относительно международной торговли и Тройственного пакта неприемлемы. Если бы стороны договорились по ним, тогда "мы бы могли сесть рядом как братья и как-то разрешить вопрос о размещении японских войск в Китае"{242}. Хэлл еще ласково втолковал Номура, что толпа линчует его, государственного секретаря, если он придет к соглашению с Японией, связанной твердыми обязательствами с Германией. План А, следовательно, отвергался.

А "чудо" ежедневно зловеще нашептывало президенту и государственному секретарю, что Япония ведет не войну нервов, а действительно в ближайшие недели возьмется за оружие. 15 ноября Того телеграфирует Номура: "Срок, установленный моим No 736, абсолютно нельзя изменить. Поэтому, пожалуйста, сделайте все, чтобы США усмотрели истинный свет и стало возможным подписание соглашения к этой дате"{243}. Телеграмма была дешифрована и доложена в день отправки.

Напряжение в Японии нарастало. Когда 17 ноября открылась 77-я чрезвычайная сессия японского парламента, в нижней палате от имени Лиги содействия трону взял слово депутат, политик-ветеран Тосио Симада. Он заклинал правительство "перестать пастись у дороги", ибо "нацию сжигает пожар", Япония "объект невидимого воздушного налета". США и Англия не перестают издеваться над Японией, но, напомнил Симада, даже над Буддой нельзя смеяться больше трех раз, вообще два раза - максимум для святого. Он сказал: "Раковая опухоль на Тихом океане гнездится в умах высокомерных американских лидеров, которые стремятся к мировому господству". Симада, высказав предположение, что для борьбы с раком необходим "большой нож", спросил, "когда правительство разрешит нации взять скальпель", а также внес резолюцию, в которой между прочим говорилось: "Совершенно очевидно, что основная причина нынешнего конфликта держав "оси" с английским, американским и советским народами - ненасытное стремление Соединенных Штатов к мировому господству... Но терпение японцев не неистощимо, ему есть предел"{244}. Палата единогласно одобрила резолюцию. Такова была атмосфера в Японии, когда Курусу прибыл в Соединенные Штаты.

16 ноября посольству Японии в Вашингтоне передается подробная инструкция об уничтожении "в случае чрезвычайных обстоятельств" шифровальных машин. В тот же день Того в четвертый раз, начиная с 5 ноября, указывает Номура: "По вашему мнению, мы должны терпеливо сидеть, ожидая, какой оборот примет война (в Европе. - Н. Я.). Однако с крайним сожалением я вынужден указать, что в создавшихся условиях об этом не может быть и речи. Я установил предельный срок для окончания этих переговоров в телеграмме No 736, и он не будет изменен. Пожалуйста, постарайтесь понять это. Вы сами видите, как мало осталось времени, и поэтому не позволяйте Соединенным Штатам увести нас в сторону и еще затягивать переговоры. Требуйте, чтобы они приняли решение на основе наших предложений, и сделайте все, что в ваших силах, чтобы добиться немедленного разрешения вопроса"{245}. "Чудо" как всегда оказалось на высоте. Телеграмма была дешифрована и доложена 17 ноября, в тот самый день, когда Курусу прилетел в Вашингтон. Номура привел его к президенту и государственному секретарю.

Новый обмен мнениями в течение трех дней оказался бесплодным. Оно и понятно. "Рузвельт, - суммировал переговоры в эти дни Дж. Барнс, - снова настаивал на выводе японских войск из Китая. Как только коренные вопросы будут разрешены, говорил он, "я с удовольствием познакомлю" Японию с Китаем, а детали утрясутся. Курусу никак не прореагировал, тогда Рузвельт по обыкновению стал читать проповеди, а еще сказал - нет серьезных противоречий, препятствующих достижению соглашения. Пустые слова. Во все возраставшей степени становилось ясно, что между двумя странами почти не было непонимания, только противоречия. Несмотря на значительную путаницу, оба правительства понимали друг друга слишком хорошо. Противоречивы были их интересы. Они не могли прийти к согласию"{246}.