Договариваться, собственно, было не о чем. Принятие этих предложений означало бы согласие Соединенных Штатов на японское господство на Дальнем Востоке. "С самого начала я правильно понял, - писал Хэлл в своих мемуарах, - что на успех переговоров было менее одного шанса из двадцати, пятидесяти или ста. Прошлая и тогдашняя история Японии, ее откровенные честолюбивые устремления, возможность для экспансии, представившаяся в тот момент, когда неразбериха в Европе приковала наше основное внимание, и коренное различие между их и нашими взглядами на международные дела - все говорило против возможности достижения соглашения"{146}. Хэлл, однако, вступил в переговоры с Номура, предложив Японии 16 апреля в качестве предварительных условий признать "четыре принципа": общие принципы уважения суверенитета всех стран, невмешательства в их внутренние дела, равенства экономических возможностей и обязательство не изменять статус-кво на Тихом океане не иначе как мирными средствами.
Как можно было совместить эти абстрактно-прекрасные принципы с обсуждением откровенно империалистической программы, выдвинутой Японией, государственный секретарь не объяснил ни тогда, ни в мемуарах. Крайне неловко пытается сделать это нынешняя официальная американская историография{*10}. В Токио поняли, и вполне обоснованно, что правительство США согласилось положить японский проект в основу для переговоров. Как заметил Тодзио, японское правительство уделяло больше внимания "практическому разрешению существовавших проблем, а не заявлениям об общих принципах"{147}. Почему-то Тодзио предпочел не заметить, что проект этот был творением Уолша и Дроута и отражал взгляды Токио, но не Вашингтона!
Тут в Японию вернулся из Европы Мацуока. Он не выразил восторга по поводу проделанного Коноэ за его полуторамесячное отсутствие. Скоро в документах, поступавших из Токио в Вашингтон, стал заметен его почерк, японская дипломатия наглела на глазах. Рузвельт, ознакомившись с перехваченными и дешифрованными очередными инструкциями Мацуока Номура, только пожал плечами. "Они, - писал президент С. Уэллесу, - кажутся мне продуктом глубоко расстроенного мозга, неспособного спокойно или логично мыслить"{148}.
Прямые доказательства этого высшим руководителям США дал курьезный эпизод. 5 мая была перехвачена и дешифрована телеграмма Номура от МИД Японии: "Из в целом надежного источника информации стало известно, что правительство США почти наверняка читает ваши шифрованные сообщения. Пожалуйста, дайте нам знать, есть ли у вас подозрения на этот счет". ОП-20-Дж и СИС были повергнуты в панику: все труды с "розовым кодом" пойдут насмарку! Они резко ужесточили секретность. Военная разведка Дж-2 исключила президента США из списка лиц, получавших оригиналы перехватов "чуда"! В Дж-2 заподозрили, конечно, не президента, а его адъютанта генерала Ватсона, прозванного в Белом доме "папашей". "Папашу" засекли на том, что он выбросил листок с сообщением от "чуда" в корзину для бумаг. Только в ноябре 1941 года президент Ф. Рузвельт вернул себе право читать оригиналы перехватов "чуда"!{149}.
Что до японского посольства, то Номура провел служебное расследование и 20 мая доложил МИД Японии: "США читают некоторые наши коды, хотя я не знаю какие"{150}. Никаких последствий. Мацуока так ненавидел Номура, что не желал считаться с мнением адмирала даже в таком деле. Американские криптоаналитики вздохнули с облегчением.
А переговоры все шли, стороны обменивались различными проектами и контрпроектами, уточняли пункты и подпункты. В официальных документах фигурировало согласие США с поразительным пунктом "Совместная оборона (Японии и Китая. - Я. Я.) против вредоносной коммунистической деятельности, включая размещение японских войск на китайской территории. Вопрос подлежит дальнейшему обсуждению". Если Хэлл считал возможным вдаваться в такие вопросы, понятно удовлетворение японской стороны ходом переговоров. Не случайно Номура и его помощники (Викава и Ивакуро были официально прикомандированы к японскому посольству) неоднократно заявляли за столом совещания, что их разделяют с американцами "только формулировки". 4 июня они даже заявили, что, "преодолев гору и долину, которые лежали между нами, мы должны лишь перебросить мостик через ручей"{151}.
Американская дипломатия только выигрывала время, демонстрируя миролюбие, чтобы избежать обострения отношений между Японией и США. В Вашингтоне ожидали нападения Германии на Советский Союз. А когда правительство США убедилось, что до начала германо-советской войны остались считанные часы, Хэлл взял иной тон.
Читать дальше