Павел Катаев: Доктор велел мадеру пить...

Вязанные свитера, как правило бежевые, серые фланелевые брюки, просторная и теплая клетчатая рубаха навыпуск ковбойской расцветки. В этой одежде отец чувствовал себя хорошо и спокойно, и напоминал мне рабочего человека высокой квалификации - может быть столяра, или часовых дел мастера, особенно когда склонялся над книгой или рукописью с лупой, точно пытаясь разгадать устройство какого-то мельчайшего механизма.

Из телевизионных передач отец, помимо "новостных", любил музыкальные передачи и особенно прямые трансляции из концертных залов, в частности из московской консерватории, которые бывали довольно редко, но зато очень высокого качества.

Разумеется передавалось огромное количество разной муры, и ее тоже "приходилось" смотреть.

Иногда что-то увиденное на экране вызывало у отца ироническую улыбку, и он делал какое-то смешное замечание.

Хотелось бы собрать все папины шутки и привести их полностью, да куда там!

Когда нужно - их и не вспомнишь.

Они сами по себе самостоятельно влетают вдруг в память, радуют, заставляют улыбнуться или даже расхохотаться и растворяются в бесконечности.

Одну сейчас вспомнил.

По телевизору исполняется известный романс Чайковского "Средь шумного бала" на слова Алексея Константиновича Толстого.

Исполнитель поет, старается.

Доходит дело до слов:

В часы одинокие ночи

Люблю я усталый прилечь...

У отца на губах появляется знакомая ироническая улыбка, он оборачивается ко мне и весело восклицает:

- Ишь ты! Прилечь, видите ли, любит.

И добавляет: вместо того, мол, чтобы спать по ночам, как все люди, господин, возвратившись усталый среди ночи откуда-нибудь с бала, укладывается вздремнуть прямо в прихожей.

Романс и сейчас частенько продолжает звучать, и две злополучные строчки, выхваченные отцом из романса, вызывают все тот же образ усталого господина во фраке с хризантемой в петличке, скромно улегшегося на кушетку и уютно подложившего под щеку две сложенные ладошки.

И все же мне хочется вернуться к разговору о второй и третьей частях тетралогии "Волны черного моря", потому что они содержат много интереснейших фактов из детства и ранней молодости отца.

В романах "Хуторок в степи" и "Зимний ветер" биографические факты вправлены в беллетристическую форму.

Попробую вызволить их из плена, чтобы легче было соотнести с реальной судьбой живого автора, то есть моего отца.

В первом из названных романов повествуется, в частности, о путешествии заграницу, предпринятом учителем одесской гимназии Петром Васильевичем Бачеем и его сыновьями Петей и Павликом.

Греция, Италия, Швейцария...

При чтении романа самое сильное впечатление производили не описания стран и их туристических достопримечательностей, а удивительная легкость, с которой в царской России, в Одессе с помощью домашней кухарки и городового "выправляются" паспорта, открывающие беспрепятственный выезд из родной страны в любую часть света.

Были бы деньги.

Семейная легенда гласит (это уже не из книги, а из настоящей жизни), что папины родители, поженившись, договорились когда-нибудь потом, с детьми, которые у них обязательно появятся, совершить большое заграничное путешествие и для этой цели накопить необходимую сумму.

Судьба распорядилась иначе.

Папина мама умерла через несколько месяцев после рождения второго сына, оставив его и шестилетнего старшего брата с овдовевшим отцом.

Прошли годы, мальчик поросли, и отец решил осуществить план, задуманный в счастливые минуты супружеской жизни.

В семейном архиве сохранилась фотография, на которой изображены три путешественника из России на горной тропе в Швейцарских Альпах. Бородатый интеллигент в пенсне и рядом с ним два мальчика, один из которых, в романтической накидке мечтательно опирается на длинный альпеншток. Это и есть мой отец.

Так вот, в романе "Хуторок в степи" можно найти описание итальянского острова Капри, где оказались наши путешественники и где они встретились с буревестником революции Максимом Горьким.

Такой встречи, разумеется, на самом деле не было. Она потребовалась автору для определенных беллетристических нужд.

Но отец все-таки встречался с Горьким там же, на Капри много лет спустя и воспользовался достоверным материалом, сместив его во времени.

Много лет спустя отец вспомнит свое пребывание на Капри в очерке, посвященном Горькому, гостеприимному хозяину и блестящему рассказчику.