Эдвард Янг - Крадущиеся на глубине

Двенадцать маленьких лодок S однажды вышли в море,

"Морская звезда" ушла вперед - и их осталось одиннадцать.

Одиннадцать осторожных лодок S старались держаться вместе,

"Морской конек" не ответил на вызов - и их осталось десять.

Десять упрямых лодок S шли вперед,

"Стерлядь" утонула - и их осталось девять.

Девять смелых лодок S искушали судьбу,

"Акула" не победила - и их осталось восемь.

Восемь стойких лодок S - с людьми из Ханта и Девона,

"Акула" опоздала - и их осталось семь.

Семь храбрых лодок S испытывали разные приемы,

"Меч-рыба" испытала самый новый - и их осталось шесть.

Шесть, неутомимых лодок S боролись за жизнь.

"Молот-рыба" внезапно замолчала - и их осталось пять.

Пять потрепанных лодок S несли дозор у берега,

"Грубиян" подошел слишком близко - и их осталось четыре.

Четыре бесстрашные лодки S вышли в открытое море,

"Рыба-луна" попала под бомбы - и нас осталось трое.

Три потрепанные лодки S вышли в боевой дозор,

...

Две усталые лодки S...

...

Одинокая лодка S...

...

Он оставил пустые места, чтобы завершить свое стихотворение позже. Я очень рад сообщить, что это не понадобилось. "Морской лев", "Морской волк" и "Осетр" дожили до конца войны. Это пример своеобразного чувства юмора, которым обладал этот человек. Он, безусловно, был фаталистом, склонным к черному юмору, но его настроения были далеки от пораженческих, напротив, он неизменно воодушевлял команду. Общение с людьми, побывавшими в тяжелых боях и многое повидавшими, в то время было для меня чрезвычайно полезным.

Офицеры на новой лодке были мне незнакомы. Старшим помощником был Маквай - очень спокойный шотландец, обычно казавшийся немного робким и застенчивым, но быстро становившийся настойчивым, даже агрессивным, если этого требовала обстановка. Штурмана Страуда все окружающие звали Васко. Это был чрезвычайно шумный человек, имевший золотое сердце и абсолютно лишенный такта. Нашим инженером был Фрэнсис - толстый и смешливый коротышка, знавший свое дело как бог. Все они были боевыми офицерами, но приняли меня как равного и помогли решить мои многие проблемы. Должен признать, что назначение на "Морского льва" было для меня во всех отношениях большой удачей, и в первую очередь потому, что я и мечтать не мог о лучшем командире, чем лейтенант-коммандер Бен Бриан.

Он принадлежал к числу тех командиров, которые доверяют подчиненным, не контролируют каждый их шаг и с самого начала заставляют тебя поверить в собственные силы, обрести уверенность в себе. Почему-то с ним война всегда казалась игрой, хотя к этой игре он относился очень серьезно. Он старался использовать каждую минуту, чтобы усовершенствовать свои навыки, повысить квалификацию офицеров. Бриан всегда был готов нанести удар по врагу, но делал это с такой легкостью и веселой бравадой, что большую часть времени у нас было странное чувство, что мы играем в пиратов. Он был высокого роста, обладал густой бородой настоящего морского волка и надменным взглядом, то есть имел типичную внешность бывалого моряка. Он был необыкновенно начитанным человеком, всегда что-то рассказывал, иногда даже сочинял длинные баллады, неизменно вызывавшие интерес у окружающих. Он обладал редким даром легко перевоплощаться из строгого командира в веселого товарища, не теряя при этом достоинства. Вечером 12 сентября мы вышли из Портсмута в двухнедельный поход в Бискайский залив. Минный тральщик проводил нас до начала подходного канала, после чего мы расстались. Нашей задачей было проверить дифферент, после чего дождаться темноты. Первое погружение я перенес очень тяжело, но, когда мы потом всплыли на поверхность, стало еще хуже. Мы шли по Каналу в кромешной тьме. Что бы я ни делал - сидел в кают-компании или лежал на своей койке, я каждую минуту боялся услышать звон машинного телеграфа, означавшего команду "Полный назад", за которым непременно должно последовать столкновение. Я никак не мог отделаться от уверенности, что это непременно произойдет. Два часа моей первой вахты на мостике я провел в состоянии, близком к панике. Было так темно, что в бинокль я едва мог рассмотреть линию горизонта; мне казалось, что со всех сторон к нам приближаются корабли, готовые протаранить лодку. Где-то в середине вахты я уверился, что зря вернулся на подводный флот, поскольку никогда не смогу стать здесь полезным. К счастью, моя вторая вахта пришлась на раннее утро, видимость значительно улучшилась, и я смог успокоиться. Но все же, когда на небе появились первые лучи восходящего солнца и капитан принял решение погружаться, я почувствовал облегчение. Под водой я чувствовал себя в большей безопасности. Меня слишком тревожила мысль о возможности повторения ночного столкновения.