Эта история началась шесть лет назад, когда вышел сингл «Пусть все будет так, как ты захочешь», устроили аукцион, собрали 800 долларов, Шахрин поехал развозить подарки по детским домам.
Шахрин: «Детдома очень разные, но оказалось, в нашей дурке есть отделение, где половина детей сироты, от половины родители отказались. Когда мы попали в это отделение, я понял: вот у этих детей будущего точно нет, им никогда ничего не достанется. И может быть, эта мандаринка — то немногое, что у них в жизни хорошего произойдет».
Бегунов: «Когда их увидишь, понимаешь, что это за ужас, на секунду себя не хочется представить на их месте. Люди маленькие, никому ничего не сделали, а живут — врагу не пожелаешь. И понимаешь, что по большому счету ты помочь-то никак не можешь. Безумно их жалко. Их очень много, и не больных, а просто брошенных, нормальных, хороших детей».
Шесть лет чайфы возят то и се в детское психиатрическое отделение. То устроят с афганцами акцию, купят летнюю одежду, костюмчики для мальчиков и девочек; на «Грачах» ставили коробки для игрушек, люди приходили на концерт, приносили игрушки; класс оборудовали для занятий, шестнадцать парт, стульчики, бумага, карандаши, развивающие игрушки… «Мелочи какие-то — фигня полная» (Бегунов).
Шахрин, кстати, в самом отделении был один раз, во второй зайти так и не решился. «Тяжело. Смотреть тяжело, — это он оправдывается. — Я понимаю, что лучше я все-таки не пойду, чтобы не видеть этих детей лишний раз. Один раз я их видел…».
Почему чайфы помогают этим детям? Потому что слишком хорошо понимают, что на самом деле ничем помочь не могут. Что ж, пусть будет у малыша хотя бы апельсин к Новому году. Маленькое оранжевое чудо…
А кто говорит, что это самореклама, — сам такой.
«…а над небом — потолок»
(памяти Сергея Шпаликова)
«Так и не выросший ребенок»…
В. Бегунов
В последних числах ноября Бегунову приснился сон. На гастролях в Оренбурге. «Ужасный сон, настолько реальный, что я мужикам даже пересказывать не стал. Приснилось мне очень зримо, как Серега умер, и мы его хороним; и я думаю: «Ни хера себе, приснится!.. Не накаркать бы». Почему и рассказывать не стал» (Бегунов).
Сергей Шкаликов — актер из первой «Табакерки», театра Олега Павловича Табакова, в котором работал когда-то Гройсман. Дима и привел однажды чайфов на спектакль «Смертельный номер». «Мы открыли для себя целый вид искусства, который всю жизнь проходил мимо, — рассказывает Бегунов. — Оказалось, есть такое искусство! Восторг, с которым вышли с этого спектакля, не поддается описанию, мы потом попытались даже любить балет»… Любовь к балету так и не случилась, а дружба с Табакеркой длится много лет, «Чайф» ею очень дорожит. «Мы друг друга кормим» (Бегунов). «У них замечательный двор, полуобщага, там ставят стол, к водосточной трубе приварили вытяжку, под ней мангал — дым наверх. И в центре Москвы — как на даче, с историями, с анекдотами, с грузинским вином… — это Шахрин. — Оказалось, не такая уж она и «бохема». Как говорили бандерлоги: «Маугли такой же, как мы, только без хвоста». У них театр рок-н-ролльный».
«Познакомились с Серегой в «Пилоте»; редко бывает, когда видишь человека в первый раз — несколько секунд — и будто мы старинные друзья, будто знакомы всю жизнь» (Шахрин). «Сразу почувствовали — он, как ртуть, наш человек. Мишка Ефремов говорит: «Бляха-муха, подружились!.. Шкала никогда стихи чужим людям не читает!». Нам он читал сразу, в первый же вечер. Анекдоты рассказывали, друг друга перебивая, веселились, бухали»…
В Москве старались выгадать время, встретиться, ночевали у Шкаликова на сеновале, валяли дурака… «Очень легкий человек. Тратил деньги легко, мог без денег жить, мог с деньгами, гонял на кабриолете BMW, возил в нем сено для любимой кобылы…» (Бегунов). «Когда кабриолета не стало, ездил на мокике; менты останавливали, и на вопрос: «Вы пьяный?», — Серега гордо отвечал: «Да, я пьяный!». И норовил ментам мокик всучить — интересно, что они с ним делать будут…» (Шахрин).
Слушали шкаликовские стихи, потому что он был поэт. Шахрину запала строчка: «Рыбка плавает в пруду», — а у Гройсмана давно лежало стихотворение, Шкаликов подарил, и Дима Шахрину бумажку отдал:
«Я рисую на окне
глаз твоих косые стрелы.
Я играю на трубе
водосточной неумело»…
Володя долго с текстом маялся, боялся, что выйдет бардовская песня. А что это песня, ему было понятно с самого начала. «И однажды мелодия ко мне пришла, — Шахрин, — записал ее дома на обычную «мыльницу», отправил в Москву кассету с надписью: «Маленький шкалик для Шкаликова».
Читать дальше