Леонид Порохня - ЧайфStory

«И после концерта я рванул к Бегунову…» (Шахрин).

Куда бежать-то — на концерте вместе были!.. Забавный нюанс: они не помнят, что слушали Майка и Цоя, сидя на соседних стульях. И тем не менее, на самом деле…

Прямой результат гастроли питерцев свелся к тому, что в ВИА «Песенке» появился Бегунов, событие это для новорожденного «Чайфа» стало во многом решающим. Это был именно шаг именно к группе, которой доселе не было. Почему? Потому что Шахрину в группе нужен был друг.

Примечательное свойство Шахрина, которое играет в бытии «Чайфа» роль огромную: Володя всегда исповедовал «мальчишеские» (они же «мужские») ценности: ему мало просто коллег по музыкальному труду, ему нужен друг.

Особенность же компании, собиравшейся в ВИА «Песенке», заключалась в том, что при всем постоянстве музыкальных посиделок эти трое так и не стали друзьями. «Я бы не сказал, что мы были друзья, о какой-то близости между нами вряд ли можно говорить, — свидетельствует Кукушкин. — Шахрин с Бегуновым общался отдельно. Даже с Шахриным соблюдалась дистанция, а с Бегуновым мы почти не были знакомы». «Мы не подружились, такая проблема не стояла», — вторит Решетников.

Что вышло, то вышло, но Ша-хрину нужен был друг. И не было у него друга, кроме Бегунова. А Бегунов был не просто друг, он был друг музыкальный и очень старый, с которым в одной команде играли еще в школе, потом в техникуме, с которым в один день в армию призывались… Казалось, судьба берегла их единство для общего дела: даже в армии, что практически невозможно, служили в разных частях, но в одном здании, только входы с разных сторон. Потом вместе оканчивали техникум, делали на двоих один дипломный проект… И оба помнили о музыке, ибо и познакомились-то при прямом, можно сказать, посредничестве Джона Леннона, а точнее, его альбома «Walls and Bridges».

Но это отдельная история, которую следует рассказать подробнее. Началась она в январе 76-го, когда в десятый «Б» класс средней свердловской школы № 36 пришел новичок, стриженый, маленький, ушастый. «И на первом же уроке начал руку тянуть, за что получил кличку «Фонарь». Я отсчет всегда начинаю с появления Бегунова, — свидетельствует Шахрин, — потому что потом мы не расставались практически никогда».

«На первом же уроке я получил кличку «Фонарь», потому что мама сказала историческую фразу: «Вова, ты идешь в новую школу, у тебя новая жизнь и единственный шанс хоть как-то выправить аттестат. Ты должен себя показать». И вот пришел я, такой неотразимый со своей чудесной прической, а они волосатые все, «хиппи»! Все в расклешенных штанах, а я в нелепом костюме и в галстуке вот с таким узлом… Но я должен был себя показать, раз мама сказала… Ну, потянул руку, что-то там ответил — в ответ презрительные взгляды: «Полный урод пришел»… А у них был очень спаянный коллектив. Вовка Шахрин был волосатым, носяра торчит, вьющиеся волосы, с которыми он все время боролся, волосы у него стояли, пригладить их было невозможно. Серега Денисов, этот был просто хиппи, высокий, волосатый, вечно немытый и курил. И парни не придавали урокам никакого значения» (Бегунов).

И понял Вовка, что попал в рай. Или вроде того… Ибо до приезда в Свердловск жил Бегунов в воинских гарнизонах. Родился в Крыму, с одиннадцати лет — в Архангельске, везде военные городки, колючая проволока, въехать-выехать невозможно, пропуска, режим секретности, все знают друг друга и только друг друга… Милиции не было, за подростками и их поведением следили патрули, политруки, директор школы был царь и бог, длинных волос, о которых мечтал в то время каждый школьник, в природе не существовало — в гарнизонах волосы длиннее 2 см не росли. И нравы соответствующие: «Я однажды поздравил учительницу математики с Днем милиции, за что родителей немедленно вызвали на педсовет. Я-то утром на календарь посмотрел — День милиции — встретилась математичка, поздравил, она в этом узрела какой-то та-акой смысл…» (Бегунов).

Но и в неласковом гарнизонном климате произрастало древо рок-н-ролла, из каникулярных поездок к бабушкам везли кто пластинки, кто записи, репертуар получался на весь гарнизон один, но разнообразный. Возникали группы, мальчишки судорожно конструировали самодельные гитары, а Вовке мама с папой после долгих уговоров выписали из Крыма чудную гитару, инкрустированную украинской мозаикой.

«Группа у нас называлась, ни много ни мало, «Цунами» — три урода из восьмого класса… — рассказывает Бегунов. — И сыграли на школьном вечере три произведения: «Призрачно все», вторая собственного сочинения с такими словами: «Помнишь, как мы жили, как с тобой дружили, счастье было рядом, но прошла любовь»… А третье произведение Марка Болана «Slider». Там слова есть: «Тю-тю-тюрю», за них меня потом упрекали, говорили: «Что ж ты, придурок, не мог на таком ответственном выступлении слова-то выучить»… Обделались жутко, играть не умели, три аккорда я знал, а произведения, которые мы исполняли, в эти три аккорда никак не влезали… Но в Свердловск я приехал подкованным».