Дмитрий Лухманов - Жизнь моряка

Александр Карлович был очень важен, одевался под отставного флотского офицера, носил белую фуражку с офицерской кокардой, но без галуна на околыше.

Он был в большой дружбе со всеми прикаспийскими генералами и начальниками отдельных частей. Его жена, сухая, высокая, некрасивая женщина из фамилии Мордвиновых, получила порядочное приданое и держала в Баку открытый дом, в котором устраивала приемы знатных и именитых бакинских граждан. От других капитанов Тавашерны держались несколько в стороне, считая их общество ниже своего достоинства.

Сам Александр Карлович на судне отличался, несмотря на свое шведское происхождение, чисто русским хлебосольством… за счет ресторатора. Впрочем, слабостью к рестораторам и торговле под их фирмой страдало тогда большинству каспийских капитанов.

У Александра Карловича видимая порядочность соблюдалась строго, и в этом отношении он стоял много выше Павлова. Буфетная прислуга была на «Барятинском» подтянута и пассажиров кормили хорошо.

По правилам, члены комсостава платили за стол 25 рублей в месяц, за добавочные обеды и отдельно потребованные блюда — 50 процентов, а за вино — 75 процентов с цены утвержденного прейскуранта.

Александр Карлович платил ресторатору не 25, а 40 рублей в месяц, но с тем, чтобы «никаких мелких счетов не было». Под «мелкими счетами» подразумевались: отборное оганесовское кахетинское вино, стоившее тогда рубль бутылка, минеральные воды, бисквиты, которые он жевал целый день, кофе с ликерами и обеды и ужины, которыми он угощал своих личных гостей.

Ресторатор, конечно, должен был как-то покрывать убытки… и он торговал и возил собственные грузы в изрядном количестве.

Старшим помощником командира и моим непосредственным начальником на «Барятинском» был Густав Иванович Лундквист, молодой, веселый, здоровый, рыжебородый швед, любитель выпить и неплохой товарищ.

Служба на «Барятинском» была несравненно легче, чем на «Михаиле».

У нас был отдельный, освобожденный от вахт суперкарго, почтенный старичок из волжских пристанских конторщиков, который заведовал грузовой частью и вел всю отчетность и переписку прекрасным, крупным, писарским почерком. Он был, что называется, тертый калач, и обсчитать его никому не удавалось. Прослужив лет десять суперкарго, он ухитрился, получая 50 рублей в месяц и имея большую семью, построить себе на одной из окраинных улиц Баку небольшой домик.

Упомянув о бакинском домике суперкарго с «Барятинского», я невольно вспомнил целые улицы кронштадтских домиков, построенных на «безгрешные» доходы различными баталерами, подшкиперами, артиллерийскими и машинными содержателями, магазинерами и прочими мелкими хозяйственными чиновниками российского императорского флота.

А сколько не домиков, а доходных пятиэтажных громад было построено в больших городах более крупными дельцами в царских мундирах: интендантами, путейскими инженерами и даже экономами кадетских корпусов.

Недаром в старой кадетской выпускной песне пелось:

На первых каспийских пароходах команды набирались исключительно из тюрков, иногда совершенно не понимавших по-русски. Посредниками между комсоставом и командой служили шустрые боцманы — тюрки из бакинцев, кое-как знавшие русский язык. Русских матросов не было.

Но постепенно на каспийские пароходы стали проникать русские матросы с Волги. Они были в большинстве случаев забитыми мужичками, однако себе на уме. «Соколы» и «орлы» встречались среди них редко, грамотные еще реже.

Русские матросы жили на каспийских пароходах своей внутренней, замкнутой жизнью, их думы и мечты были не в море, не на судне и даже не в припортовом кабаке, а в своей далекой деревне, и этим они коренным образом отличались от международной матросской массы на иностранных судах. Столовались они артелью, получая столовые на руки и экономя каждый грош, чтобы послать побольше денег домой, на деревню. Жалованье было ничтожное. Поэтому некоторые из них немножко поторговывали, главным образом астраханскими селедками, мукой и арбузами, а при рейсах к персидским берегам — курами и яйцами, которые стоили там очень дешево. Матросы, как правило, поддерживали хорошие отношения с пароходными рестораторами, которые покупали у них провизию, матросы таскали им на своих спинах лед и оказывали разные услуги.