Дмитрий Лухманов - Жизнь моряка

— Хотите выйти со мной в море навстречу «Товарищу»?

— Конечно, хочу! Где ваш катер? Как на него попасть?

— Катер будет в восемь часов у пристани против Горного института, приходите.

— Буду обязательно!

Августовское солнце склоняется к горизонту.

Моторный катер пенит бурную воду морского канала и летит навстречу заходящему солнцу.

Временами по темнеющему небу пробегают тучки. Моросит дождь. Прохладно.

«Товарища» еще не видно. Начинает темнеть.

Вдруг из-за поворота канала ясно вырисовываются на лилово-багровом горизонте знакомые высокие мачты с длинными реями и густая паутина снастей.

Впереди дымят два буксира. Трудно им, бедным, тащить большой нагруженный корабль. Издалека слышно, как пыхтят машины.

Все ближе и ближе «Товарищ»… Не отрываясь смотрю на его рангоут.

Неужели я оставил корабль семь месяцев назад?.. Не верится… Кажется, я еще вчера был на его палубе…

Мы равняемся. В северных сумерках еще хорошо видны все детали.

По юту двигается взад и вперед дородная фигура капитана Фреймана. У высокого штурвала — третий помощник Черепенников.

— Поздравляю товарищей с благополучным возвращением в СССР! — кричу я с катера.

— Ура! Ура! — раздается в ответ.

Меня узнали. Мне машут шапками, платками, кричат…

Наш катер делает поворот, режет корму «Товарища», уменьшает ход и идет вдоль его правого борта на расстоянии нескольких метров.

— Подходите к борту! Дмитрий Афанасьевич, милости просим на судно! — несется с «Товарища».

— Есть!

Катер перекладывает руль, прижимается к борту «Товарища», с которого свешивается штормтрап, я взбираюсь на палубу и попадаю в толпу учеников и команды.

Горячие рукопожатия, отрывочные восклицания…

— Ну, смотрите, Дмитрий Афанасьевич, — сказал мне старший помощник Саенко, — как вы, довольны кораблем?

Я оглянулся вокруг: на белой краске бортов, рубок и шлюпок ни одного пятнышка. Старая палуба оттерта песком и камнем и по чистоте не уступит хорошо выскобленному кухонному столу домовитой хозяйки. Даже в сумраке вечера горит медь. Снасти вытянуты. Реи безукоризненно выровнены. Паруса укатаны и закреплены. Я прошел по палубам, заглянул в помещения, лазарет, красный уголок — все сияет морской чистотой.

В красном уголке целая коллекция подарков от рабочих организаций южноамериканских республик: барельеф из Монтевидео с аллегорической фигурой труда, бюст Ленина, сделанный итальянскими рабочими в Росарио, металлические венки, вымпел от рабочих Дувра…

Я крепко пожал руку и обнял Саенко. Я старый капитан и знаю, что чистота и порядок на судне — свидетельство острого морского глаза и неутомимой энергии старшего помощника.

Скоро буксиры дотащили «Товарища» до Железной стенки в порту, и он начал швартоваться к берегу.

Подали сходни. Тепло простившись с товарищами по «Товарищу», я поехал домой и на другой день в восемь часов утра был уже снова на судне.

Утром, при солнечном свете, «Товарищ» выглядел еще чище, еще щеголеватее. И все это достигнуто было не побоями, не матерной руганью, не суровыми наказаниями, как это бывало в царском флоте, а товарищеской трудовой дисциплиной, спайкой всех — и молодых и старых моряков, составляющих экипаж корабля.

Не надо забывать, что старые парусные военные фрегаты, сиявшие безукоризненной чистотой, имели более четырехсот человек экипажа, работавшего чуть ли не двадцать четыре часа в сутки. Экипаж же «Товарища» состоял всего из восьмидесяти трех человек и работал на три вахты, то есть по восемь часов в день.

С одиннадцати часов утра начали собираться представители организаций, чествовавших «Товарища».

Ровно в полдень корабельный колокол пробил восемь склянок — условный звон, и с мостика раздалась команда:

— Ученики и команда, во фронт, на шканцы, на правую!..

Стройно вытянулись две шеренги одетых по форме молодых моряков во главе со своими вахтенными начальниками. Остальная судовая администрация и депутации собрались на легком, изящном мостике, перекинутом с борта на борт у второй грот-мачты. Этот мостик — дело рук корабельного плотника и экипажа «Товарища». Его не было раньше. Он был сделан в море своими руками.

— Внимание!

Представитель Ленинградского губкома и губисполкома приветствует экипаж корабля от имени командировавших его партийных и советских организаций. Речь его покрывается криками «ура» и звуками «Интернационала».

Он передал капитану корабля Фрейману громадный шелковый кормовой флаг — подарок Ленинградского Совета.