Дмитрий Лухманов - Жизнь моряка

Амур в том месте, где он прорывается через Хинганский хребет, поразил меня мощной и дикой своей красотой. Это незабываемое зрелище, особенно вечером, при луне.

Казачьи станицы, в которых мы останавливались, жили ленивой, сытой жизнью. Казаки сами работали мало, на них батрачили китайцы.

На третий день пришли в административный центр края — Хабаровск.

Если Благовещенск можно было сравнить со старой купеческой Москвой, то Хабаровск был Петербургом. Как сравнительно новый город он был построен более планово, чем Благовещенск. Торговля Хабаровска значительно уступала благовещенской, и гражданского населения в Хабаровске было меньше. Зато улицы были полны офицерами всех родов оружия и чиновниками с петлицами и погончиками всех царских ведомств. В Хабаровске находилась резиденция местного полубога — приамурского генерал-губернатора С.М. Духовского. Он одновременно объединял власть командующего войсками Приамурского военного округа и войскового наказного атамана трех казачьих войск — Забайкальского, Амурского и Уссурийского. Его военная и гражданская власть простиралась от Байкала до Тихого океана и от китайской границы до Северного Ледовитого океана. Территория, которой он управлял почти неограниченно, была значительно больше любого европейского государства.

Правильное движение поездов начиналось только от станции Иман, расположенной в трехстах километрах от Хабаровска. Добраться туда можно было или на служебном поезде или на пароходе по реке Уссури.

Маленький, старый, случайно купленный Мокеевым пароход «Святой Иннокентий» отходил из Хабаровска на Иман на следующий день. Переночевав в гостинице «Бристоль», я перебрался на «Иннокентия».

Наше плавание по Уссури совпало с ходом летней кеты. Рыбы было столько, что пароход беспощадно бил ее лопастями колес. Особенно густой массой она шла у берегов. В одной станице, недалеко от устья, мы наблюдали интересную картину. Вдоль всего берега были установлены длинные столы. За ними, вооруженные ножами, старые казачки с засученными рукавами по локоть в крови чистили рыбу и отбрасывали ее в сторону. Молодые казачки подхватывали ее, натирали солью и развешивали на веревках. Подростки палками с гвоздем на конце поддевали идущую сплошной массой рыбу и выкидывали ее на берег. Рыба летела беспрерывным дождем. Такого «конвейера» я нигде, кроме Уссури, не видел.

После двухсуточного плавания по Уссури и суточного переезда по железной дороге я добрался до Владивостока.

От Никольска-Уссурийского я почти не отходил от окна, все ждал, когда покажется давно не виданный друг — беспредельное, открытое море. И вот перед вечером оно блеснуло наконец, родное, любимое, долгожданное.

Поезд подлетел к владивостокскому перрону.

Китайцев было много и во Владивостоке. Кроме них на вокзале встречала поезд толпа корейцев-носильщиков с так называемыми «рогульками» для перетаскивания тяжестей.

Такой рогульщик подхватил мой багаж и дотащил до извозчика.

Извозчик-китаец привез меня в знаменитую гостиницу «Золотой Рог».

Владивосток был типичным военно-морским городом, напоминавшим Севастополь. Улицы полны блестящими флотскими офицерами в белоснежных кителях и матросами в белых форменках. На рейде покачивались черные, с желтыми трубами и высоким рангоутом крейсера первого ранга: «Нахимов», «Корнилов», «Память Азова» и «Владимир Мономах». Здесь же стояли крейсер второго ранга «Стрелок», канонерские лодки «Маньчжур» и «Кореец» и больше десятка миноносцев. Внизу, у пристани Добровольного флота, дымил двумя высокими желтыми трубами только что пришедший из Одессы быстроходный красавец «Орел».

Устроившись в гостинице, помывшись после пыльной дороги и переодевшись, я вышел на главную артерию города — Светланскую улицу, или «Светланку», как ее называли владивостокцы. Она была названа так в честь старого фрегата «Светлана».

На другой день посетил Александра Яковлевича Максимова.

— Ну, а как Энегельм? — спросил я Максимова.

— Начинается то, что я ожидал. Бесконечные придирки. А впрочем, ну его к черту, не будем лучше говорить…

Через три дня на пароходе «Байкал» я направился к месту назначения.

Я смотрел на высокие, обрывистые острова с одиноко растущими криптомериями.

— Вот Папенберг, — показывал мне рукой капитан «Байкала» Лемешевский, — а рядом с ним другой островок — Каменосима. С Папенберга японцы когда-то сбросили католических миссионеров, оттого голландцы так его и прозвали. По-японски он как-то иначе называется. А вон, подальше, маленький островок, видите? Это Крысий остров, на нем японцы перебили когда-то испанцев и сожгли испанские корабли.