Ю. Нагибин не объясняет как эти фронтовики оказались на этом острове, где их подобрали, каким этапом везли… Хотя он и продолжает дальше, что этот «инвалид-обрубок» попал на остров не сразу, не из госпиталя, а пройдя долгий путь калеки-отщепенца:
«Он торговал вроссыпь отсыревшим „Казбеком“ и „Беломором“, а выручку пропивал с алкашами в пивных, забегаловках, подъездах, на каких-то темных квартирах-хазах, с дрянными, а бывало и просто несчастными, обездоленными бабами, с ворами, которые приспосабливали инвалидов к своему ремеслу, „выяснял отношения“, скандалил, дрался…»
Теперь он ни на что не надеялся и не хотел никакого чуда, но одно затаенное желание у него все же было: ленинградцы часто совершают поездки на этот остров. Он хотел увидеть людей с воли. Сам же Ю. Нагибин считает, что он совершил мужественный поступок, впервые в советской литературе написав об инвалидах, вывезенных на острова (так он сказал иностранным журналистам). Тем самым он, фактически, подтвердил лишь упоминание А. Солженицына, который первый написал о трагической участи инвалидов войны в конце 40-х начале 50-х годов.
Международный Сахаровский комитет в Копенгагене однажды опубликовал в журнале «Даниздат», выходящем в Дании, свидетельства советских граждан, летом 1979 года побывавших на острове Валаам. Согласно этому сообщению на этом острове и более мелких островах вблизи него бьет когда-то большой монастырь. Каждый год, обычно два-три раза в год, на о. Валаам приходил транспорт с инвалидами, но никто никогда не видел инвалидов, возвращающихся с острова. Подтверждается и тот факт, что инвалидов начали привозить на о. Валаам более 35 лет назад, то есть первыми ссыльными инвалидами были инвалиды войны, те безногие и безрукие воины, которые в конце 40-х годов как-то вдруг внезапно исчезли с улиц советских городов, исчезли, чтобы не портить своим видом картины счастливой страны социализма.
Тогда же Сахаровский комитет призвал общественность Дании и других стран создать комиссию по расследованию этого преступления.
«Возможно, — говорится в обращении, — советские власти не разрешат такой комиссии побывать на о. Валааме под предлогом, что территория к северу от Ленинграда является запретной зоной».
Но могут и просто убрать инвалидов из тех «лепрозориев», о которых стало известно на Западе. Похоже, что на о. Валааме именно так и делается: об этом свидетельствует очерк поэта Юрия Кублановского в парижской газете «Русская Мысль», опубликованный 27 апреля 1984 года. Называется он «Разорение Валаама»:
«Что я знал о Валааме? Читал очерки Немировича-Данченко и Зайцева — вот и все, что мог припомнить. Да еще много слышал ужасов: что после войны на Валаамском острове был инвалидный дом, что полузаброшенные инвалиды там совершенно одичали — все это как-то трудно увязывалось с наличием массовых экскурсий на остров.
Я прошел километра три, когда из-за поворота дороги (уже пустой — несколько поспешивших за мной туристов одумались и вернулись обратно), выкатились — я даже не поверил своим глазам — два безногих инвалида на дощатых с колесиками тележках, руками отталкиваясь от дорожного грунта.
/…/ Огибая узкий монастырский залив, я оглянулся на раздававшиеся у берега всплески. Безногий (ампутированы до паха) инвалид на тележке полоскал белье. Я подошел к нему, подсел… Закурили.
— Давно здесь?
— Да с 52-го года.
— Говорят, вас эвакуируют?
— Увозят понемножку незнамо куда, не дай Бог…»
Все что связано с тюрьмами и концлагерями, считается в СССР «государственной тайной». Но, как бы строго ни соблюдалась эта тайна, а находятся все же люди самоотверженные, люди, готовые, несмотря на риск, на возможные жестокие преследования, рассказать людям правду. Один из них — Николай Павлов. Его мужественный рассказ о концлагере инвалидов в пос. Макорты Софиевского района Днепропетровской области неопровержимо свидетельствует о том, что отношение власти к инвалидам ничуть не изменилось. Чудом выживший в этом лагере для инвалидов, куда он попал в 1976 году за так называемую «клевету на советский государственный и общественный строй», Н. Павлов пишет о нем так:
«В инвалидную зону нас этапировали поздней осенью. Еще в Днепропетровской тюрьме, среди ожидавших „Столыпина“ калек, я разговорился с выехавшими оттуда людьми. И услышал:
— Зря ты рвешься, земляк, в этот крематорий! Угробиловка там настоящая: ни лечения, ни жратвы. Эти гады, наоборот, стараются на тот свет побыстрей отправить, но без шума, чтобы все было шито-крыто: изобьют до смерти в ШИЗО, а запишут, что повесился. Так что, брат, лучше на рабочей командировке копошиться помаленьку, чем сдыхать в этом советском Бухенвальде.
Читать дальше