Валерий Фефёлов - В СССР инвалидов нет!..»

Вот что пишет о Спасской инвалидной колонии Александр Солженицын в книге «Архипелаг ГУЛаг» (часть 5, глава 3):

«В Спасск присылали инвалидов — конченных инвалидов… Но, удивительно! — переступив целебную зону Спасска, инвалиды разом обращались в полноценных работяг… Одноногие все использовались на сидячей работе: бой камня на щебенку, сортировка щепы. Ни костьми, ни даже однорукость не были препятствием к работе в Спасске…

В конце 1948 года в Спасске было около 15 тысяч зэков обоего пола. Это была огромная зона, столбы ее то поднимались на холмы, то опускались в лощины, и угловые вышки не видели друг друга… Шесть тысяч человек ходило работать на дамбу за 12 километров. Так как они были все-таки инвалиды, то шли туда более двух часов и более двух часов назад. К этому следует прибавить 11-часовой рабочий день. (Редко кто выдерживал на той работе два месяца.) Следующая крупная работа была — каменоломни… Напомним, что вся эта работа производилась не только инвалидами и не только без единого механизма, но в суровые степные зимы (до 30–35° мороза с ветром) еще в летней одежде, потому что неработающим (то есть инвалидам) не полагается на зиму выдавать теплую одежду… Затем шли такие работы: самозагораживание; строительство поселка для лагерщиков и конвоиров (жилые дома, клуб, баня, школа); работа на полях и огородах.

Урожай с тех огородов тоже шел на вольных, а зэкам доставалась лишь свекловичная ботва: ее привозили возами на машинах, сваливали в кучи близ кухни, там она мокла, гнила, и оттуда кухонные рабочие вилами таскали ее в котлы. (Это несколько напоминает кормление домашнего скота?..) Из этой ботвы варилась постоянная баланда, к ней добавлялся один черпачок кашицы в день. Вот огородная спасская сценка: человек полтораста зэков, сговорясь, ринулись разом на один такой огород, легли и грызут с гряд овощи. Охрана сбежалась, бьет их палками, а они лежат и грызут.

Хлеба давали неработающим инвалидам 550, работающим — 650 граммов.

Еще не знал Спасск медикаментов (на такую ораву где взять! да и все равно им подыхать) и постельных принадлежностей. В некоторых бараках вагонки сдвигались и на сдвоенных щитах ложились уже не по двое, а по четверо впритиску.

Да, еще же была работа! Каждый день 110–120 человек выходило на рытье могил. Два студебекера возили трупы в обрешетках, откуда руки и ноги выпячивались. Даже в летние благополучные месяцы 1949 года умирало по 60–70 человек в день, а зимой по сотне (считали эстонцы, работавшие при морге)».

Могут ли быть у кого сомнения, что и созданы были эти лагеря, говоря по-солженицынски, на уничтожение. А значит (будем объективны), если в эти лагеря люди посылались на смерть, то и называться им — лагерями смерти. Да только ли в лагерях морили инвалидов голодом, подвергали пыткам холодом, оставляли без самой элементарной медицинской помощи. Есть свидетельства и прямого уничтожения инвалидов. Вот как описывает свое пребывание в одном из лагерей северо-востока страны Степан Бахчеван, проведший 11 лет в сталинских лагерях, сейчас проживающий в Париже:

«…мимо причала Дудинка на Енисее, где находился наш лагерь, то и дело проплывали баржи, набитые военнопленными и бездомными инвалидами. Только назад они почему-то никогда не возвращались. Пьяные конвоиры рассказывали вольняшкам и расконвоированным, что, мол, была баржа — и нету, погрузилась в пучину морскую на съедение рыбам. Охотское хмурое море все следы скроет. А еще раньше, на Красноярской пересылке, мне рассказывали, что баржи с военнопленными и бездомными инвалидами, топят во множестве и в бухте Находка и по всем северным бухтам. В общем, с этой категорией зэков с 1946 по 1951 год разделались подчистую — миллиона полтора невинных жизней бросили под откос…»

Если обратиться к официальной советской печати, даже там можно найти упоминания о трагической участи инвалидов войны. Какие они путаные, скомканные, неполные! Но даже если хоть это выплеснулось наружу, значит через край пришлось. Журнал «Новый мир» за февраль 1982 года опубликовал рассказ Юрия Нагибина «Терпение». Автор описывает поездку одной ленинградской семьи на один из северных островов, где сразу же на пристани они увидели торгующих чем попало инвалидов. Вот как Ю. Нагибин описывает одного из них:

«О калеке нельзя было сказать, что он стоял или сидел, он именно торчал пеньком, а по бокам его обрубленного широкогрудого тела, подшитого понизу толстой темной кожей, стояли самодельные деревянные толкачи, похожие на старые угольные утюги. Его сосед, такой же обрубок, но постарше и не столь крепко скроенный, пристроился на тележке с колесиками».