Александр Шульгин - Фенэтиламины, которые я знал и любил. Часть 1

Когда воздействие наркотика медленно сошло на нет, я решил, что меня измотали отвратительные переживания, которые вызвал неприятный медицинский осмотр и мои надоедливые параноидальные фантазии насчет того, что обо мне подумали врачи.

«Черт возьми, - выругался я про себя. - С меня хватит. Я понял, что мне хотят сказать. Мне уже не сорок шесть, и когда я гуляю по тропинкам этого леса, то должен прислушиваться к своему телу и помнить, нравится мне это или нет, что мне уже за шестьдесят и я уже не могу полагаться на способность своего тела восстанавливаться так же быстро, как в сорок лет».

Я выжил, но мрачные образы не так скоро выветрились у меня из головы. Лишь четыре дня спустя я смог полностью избавиться от похоронного настроения и понял, что инстинктивное желание жить по-прежнему преобладает во мне. Однако я не мог снова думать о себе как о человеке, которому не исполнилось и пятидесяти. Теперь я был гораздо старше, чем раньше. За три часа я постарел на двадцать лет.

Эти четыре дня я провел за тщательным наблюдением за своими друзьями из «Клуба Филинов» - музыкантами, бизнесменами, преподавателями, пенсионерами. Им тоже было за шестьдесят. На кого они были похожи? Боже мой! Двое из них с трудом передвигались, потому что у одного были проблемы с бедром, а у второго - с коленом. Еще один лишился гортани из-за рака. Большинство из них страдали от гипертонии и пили соответствующие лекарства. Поголовно у всех прооперированная простата. Импотенция, признаки одряхления, угрожающий рост политической нетерпимости наряду с угасающим желанием перемен. Некоторые умирали прямо на глазах. Но я видел и проблеск надежды. Я нашел несколько, к сожалению, всего лишь несколько, но тем не менее нашел таких, которым было уже за восемьдесят, они вели себя так, как будто им было всего лишь шестьдесят. Мог ли я надеяться на это?

Мне надо было ответить на добрый десяток вопросов. Отражало ли реальность это новое представление о себе как о старике? Как могли измениться мои отношения с окружающими людьми теперь, когда мои физические изъяны стали вдруг очевидны мне самому? Должен ли я вести себя как-то по-другому, почувствовав себя старее, чем раньше? Смогу я восстановить тот предыдущий образ себя сорокалетнего, или отныне я обречен чувствовать себя на все шестьдесят? Раз уж на то пошло, был ли у меня выбор? Я теперь всегда буду видеть ухудшение, которое несет с собой старость? Хотел ли я этого? Смогу ли я в возрасте восьмидесяти лет видеть себя шестидесятипятилетним? Или я мог чувствовать себя моложе лишь в этом возрасте?

Я не смог полностью восстановить свое представление о себе как о более молодом человеке, чем был на самом деле. В какой-то степени это удалось, но уж точно не в полном объеме. Временами я извлекаю пользу из своего возраста: у меня есть знакомые, которые не обратили бы серьезного внимания на человека, которому всего лишь чуть за сорок.

Я чувствую, что в моем мозгу, хоть он и помещается в черепе человека, который становится похожим на пожилого государственного деятеля, большую часть времени все еще сохраняется гибкость и остроумие сорокалетнего. На самом деле иногда я не без удовольствия подозреваю, что никогда не выходил из двадцатилетнего возраста.

Как бы то ни было, неважно, на сколько лет я выгляжу. Я сохранил способность действовать исходя из своих собственных убеждений, а они у меня твердые.

Я не собираюсь умерять свое настойчивое желание любой ценой сохранить общечеловеческие свободы, которые пока еще у нас имеются; не думаю, что поддамся искушению требовать любой ценой возрождения тех свобод, которые уже исчезли из нашего общества.

Я намереваюсь сохранить в себе интерес к неизвестному. Молодость нужно находить в упорном желании узнавать что-то новое и в настойчивом стремлении что-то понять.

Я буду продолжать питать уважение к ценностям всех религий, проповедуемых человечеством, поскольку я верю, что эти ценности раньше были не такими, какими их представляют сейчас. Я собираюсь оставаться открытым навстречу всем новым формам выражения человеческого духа, где бы я их не обнаружил.

И, наконец, должен признать, что теперь с огромным удовольствием предвкушаю те представления о самом себе, какие у меня появятся тогда, когда календарь подскажет, что мне исполнилось восемьдесят пять!

Несколько лет тому назад мне вновь посчастливилось испытать уровень плюс четыре. Ниже следуют мои записи, сделанные во время эксперимента и законченные несколько дней спустя.