Правда, Феликсу Эдмундовичу очень трудно придется на посту наркома путей сообщения… Сумеет ли его рука, искусно разящая мечом революции врагов Советской власти, так же искусно оперировать рычагами огромного, к тому же до предела изношенного механизма, управляющего движением поездов на бескрайних просторах страны? Бесспорно, как партийный и государственный деятель Дзержинский стоит намного выше прежних наркомов путей сообщения. Всех их лично знал и со всеми встречался Фомин… И вот, наконец, назначен близкий соратник Ленина — Феликс Эдмундович Дзержинский. Можно только приветствовать это назначение!
Фомин обмакнул перо в чернила и написал Ленину, что намеченный состав коллегии считает удачным и от себя предложил еще одну кандидатуру.
Когда вечером Фомин пришел к Маркову, тот, не скрывая своего любопытства, спросил:
— Василий Васильевич, от кого телеграмма?
— От Ленина.
— От Ленина? — удивился Марков. — По какому вопросу?
— Единственное, что могу тебе по секрету сообщить, это то, что у нас будет новый нарком.
— Новый нарком? Кто же?
— Извини, но пока еще нет постановления…
— Василий Васильевич! Ты только намекни, я сам догадаюсь.
— Нет, эта кандидатура тебе в голову не придет… Скажу лишь, очень авторитетный руководитель и пользуется всеобщим уважением…
— Спасибо Владимиру Ильичу! Давно мы ждем такого наркома. Теперь нам будет легче работать.
— Как тебе сказать? — задумчиво произнес Фомин. — И легче и тяжелее. Легче, потому что во главе транспорта станет большой государственный и партийный деятель, человек очень волевой, с большим кругозором и смелой инициативой. А тяжелее, потому, что сам он огнем горит на работе, беспощаден к себе и очень требователен к другим. Значит, всем нам надо будет равняться на него и работать с еще большим напряжением сил, чем теперь…
2
15 апреля 1921 года огромное здание Наркомата путей сообщения напоминало растревоженный улей. Сотрудники оживленно комментировали вывешенный за подписью Ф. Дзержинского приказ о том, что он «сего числа вступил в исполнение обязанностей народного комиссара путей сообщения». Все уже знали, что постановлением Президиума ВЦИК Феликс Эдмундович оставлен «во всех занимаемых им должностях». Шутка ли сказать — сам председатель ВЧК будет отныне руководить их наркоматом.
В кабинете Борисова, начальника Главного управления путей сообщения, собралось несколько руководящих «спецов», как тогда сокращенно называли специалистов. В свое время все они состояли высокопоставленными чиновниками старого министерства, имели чины тайных и статских советников и были связаны между собой давним знакомством. Они больше других опасались, что приход Дзержинского на транспорт может отразиться на их личной судьбе.
Резче других высказывался старичок маленького роста с седой бородкой и злыми глазками, сверкавшими из-под стекол очков в золоченой оправе. Это был Чеховский, начальник Управления связи и электротехники.
— Пока не поздно, подавайте в отставку, господа, — говорил он. — Лучше ваксой торговать на Сухаревском рынке, чем томиться за решеткой ЧК. Нам все равно житья не будет. Вот у меня, скажем, оборвет буря провода на каком-нибудь направлении или откажут изношенные телеграфные аппараты — связь прекратится и… пожалуйте в кутузку!
— Я думаю, что вы несколько сгущаете краски, — заметил начальник Управления железных дорог, — хотя, с другой стороны, имеются основания и для беспокойства. Назначение Дзержинского я рассматриваю, как усиление административного нажима на специалистов.
Молчавший до сих пор Борисов медленно отпил несколько глотков из стоявшего перед ним стакана чаю и задумчиво произнес:
— Лично я не настроен пессимистически. Конечно, вас пугает имя Дзержинского, но должен сказать, что у меня осталось совсем другое впечатление от разговора с ним…
— Как? Разве вы уже были под арестом? — воскликнул Чеховский.
— Я не был арестован, хотя думал, что арестован… Непонятно? Могу объяснить, но это довольно длинная история.
— К сожалению, она представляет для нас животрепещущий интерес, — с горькой иронией заметил Чеховский. — Расскажите, пожалуйста, Иван Николаевич…
— Вы все знаете, — начал Борисов, — что в старом министерстве я долго служил начальником Управления железных дорог, а затем занимал должность товарища министра. [3] Так именовался до революции помощник, заместитель министра.
После Февральской революции, как вы помните, началась ожесточенная грызня за высокие должности. Положением железных дорог, которые уже тогда находились в тяжелейшем состоянии, по существу никто не интересовался… Кругом интриги, подсиживания… Противно мне стало и я подал прошение об отставке. Ее охотно приняли, а меня «сдали в архив» — назначили почетным председателем Комиссии по новым дорогам. Потом в 1918 году весьма тихо и незаметно служил я в Комитете государственных сооружений. И тут черт меня попутал… Впрочем, извините, не хочется дальше рассказывать…
Читать дальше