Самуил Зархий - Наркомпуть Ф. Дзержинский

И Феликс Эдмундович написал жене:

«Среди моих товарищей и сотрудников заметно желание вернуться поскорее. Их измучила непрерывная работа и оторванность от семей. Я должен был обратиться к ним с напоминанием, что Москва ожидает не нас, а хлеб от нас. Они восприняли эти слова и работают самоотверженно. Даже „специалисты“ и те, насколько могут, напрягают силы. Мы сжились друг с другом… И я вижу, как здесь без комиссаров и специалисты становятся иными. Институт комиссаров у нас в НКПС уже изжил себя, и надо будет ликвидировать его поскорее.

Но довольно об этом».

Заканчивая письмо, Феликс Эдмундович в нескольких словах передал свое душевное состояние:

«Я живу теперь лихорадочно. Сплю плохо, все время беспокоят меня мысли — я ищу выхода, решения задач».

Он уже хотел подписаться, но, перечитав последние строки, пожалел о сказанном в них — о лихорадочной жизни, бессоннице и тяжелых раздумьях. Зачем волновать Зосю, она и так все время беспокоится. Зачеркнуть последние строки? Нехорошо получится. Но не переписывать же из-за этого все письмо. И он наскоро добавил три утешительных, но мало убедительных для жены слова:

«Однако я здоров…»

Дзержинский встал со стула, потянулся, потушил свет и зашел в свое купе. Не спеша постелил и лег. «Спать!», — приказал себе и закрыл глаза. Долго лежал он, но желанный сон не приходил. Мысли, как волны в неспокойном море, непрерывно сталкивались друг с другом.

«Неужели на складах Кулунды действительно меньше хлеба, чем указывалось в сводках?.. В Новониколаевске надо будет договориться, чтобы муку здесь выдавали вовремя. Рабочие не могут понять, почему в Сибири, где есть хлеб, они не могут своевременно получать положенный им паек».

Причина, вызвавшая мою поездку в Сибирь, была неподготовленность сибирского транспорта к выполнению боевого задания по вывозу продовольствия и семенных грузов… Транспорт оказался в очень тяжелом состоянии… Все же все семенные и мясные погрузки транспорт выполнил на 100 % и в заданный срок.

Неожиданно всплыла в памяти беседа с делегацией Омских мастерских, мелькнули образы пожилого слесаря в залоснившейся фуражке, полуглухого седого котельщика с ладонью, приложенной к уху, вихрастого славного паренька…

Смертельная усталость тяжело навалилась на лихорадочно возбужденный мозг, мысли отодвинулись куда-то далеко-далеко и Дзержинский забылся беспокойным сном.

Утром, просмотрев диспетчерские доклады и телеграммы от своих уполномоченных, нарком облегченно вздохнул. Наконец-то можно с уверенностью сказать, что наступил решительный перелом. Уже больше недели один за другим, ускоренными темпами двигались на запад продовольственные маршруты.

Когда Дзержинский после завтрака в столовой вернулся к себе в вагон, он увидел Барташевича, передвигавшего бумажные флажки на приколотой к стене карте сибирских дорог.

— Феликс Эдмундович! — радостно обратился к нему секретарь. — Вчера проследовало 220 вагонов хлеба. Это в шесть раз больше, чем в декабре.

— Двести двадцать вагонов, конечно, неплохо, — ответил нарком. — Но мы еще в долгу из-за метелей и буранов. Вы ничего не пропустили, все маршруты нанесли на карту?

— Все. Как только состав выходит со станции погрузки, сразу же ставлю флажок с номером маршрута. По мере движения поезда переставляю флажок до выхода за пределы округа.

— Правильно! — одобрил нарком. — Приходится следить по карте за движением каждого хлебного маршрута, как в годы войны следили за положением на фронтах. Собственно говоря, в Сибири теперь тоже фронт… Решающая битва за хлеб…

Подойдя ближе к карте, Дзержинский обратил внимание на скопление флажков у Челябинска. «Как бы тут снова не образовалась „пробка“, — озабоченно подумал он. — Эта станция напоминает узкое горлышко бутылки». И попросил секретаря вызвать инженера, исполнявшего обязанности начальника отдела эксплуатации округа.

4 марта 1922 года. По календарю — уже весна, а здесь, в Сибири — глухая зима. Еще в полной силе морозы, дуют холодные ветры, метет поземка. В это субботнее утро из Омска, возвращаясь в Москву, вышел поезд наркома.

В вагоне, где находилась столовая экспедиции, сегодня было особенно людно. После завтрака многие задержались, хотели посидеть с наркомом, который нынче не торопился, как обычно, уйти к себе.