Федор Глинка - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год

Революция значит переворот — и конечно во Франции все переворотилось и превратилось!.. «Guerre aux chateaux (война замкам) et paix aux cabannes (и мир хижинам)!» — кричали защитники равенства под предводительством генерала Кюстина и нещадно разоряли и грабили дворцы и палаты. «Да здравствует король!» — кричали защитники трона и дрались как львы с нарушителями прежнего порядка. «Свобода! братство! равенство! или смерть!» — кричал беснующийся народ — и свобода, братство и равенство были только на языке и в мечтах, а смерть на самом деле. Война, смерть и разрушение, взявшись за руки, ходили по цветущим берегам величественного Рейна. Их след был след кипящей лавы и всепожирающей саранчи. Нож стал тогда любимою забавою безумной Франции: она резала им других и себя. Бури мятежей согнали многие тысячи народа с родной земли под чуждые небеса, конскрипция, или перепись, влекущая молодых людей поочередно на убой, повергла земледелие и хозяйство в крайний упадок. Бури, секира, дожди и времена искоренили, истребили, смыли и сгладили сады, винограды и даже следы жилищ человеческих. Левый берег Рейна, всегда улыбавшийся, видя себя столь благополучным в цветах, виноградах и жатвах своих, теперь мрачен, пуст, печален, показывает раны и опалы свои от молний мятежной войны. Вот в каком состоянии нашли мы преддверие мнимопрелестной Франции.

22 мая

Проселком, влево от Маинца, проехали мы чрез города Киршгейм, Винвайлер и Кайзер-Лаутерн, где, вспав на большую дорогу, идущую из Мангейма, поехали на Гамбург. Пустота, необработанность, безлюдье, дичь — вот слова, из которых путешественник должен составить описания свои страны сей. Кто бывал в польско-жидовских городах, тот разве может иметь понятие о нечистоте, поражающей взоры и обоняние в здешних. Во многих местах видал я на улицах босоногих мальчишек, в лохмотьях, играющих в карты на навозных кучах! Другие полощутся в лужах или валяются в грязи, ни о чем не заботясь. От Кайзер-Лаутерна до Гамбурга, на 28 верстах, встретили мы только трех человек, копающих дикую ниву: двух, работающих волами, и одного, собирающего травы. Где ж земля, кипящая народом? А французы все кричат, что им тесно жить!..

Местоположения здесь есть прекрасные; но не очаровательные. По обеим сторонам дороги холмы и высоты, покрытые развалинами и лесом. Во многих местах, по дороге, встречаются порядочные дома без окон и дверей! Здешние деревни совсем не то, что немецкие: тут нет ни красивых улиц, ни светлых домиков, ни порядка, ни опрятности. Один изрядный дом какого-нибудь барона или маркиза в средине, а около него кучи вместе слепленных, старинною поседелою черепицею покрытых, низких, убогих и часто курных лачужек; улицы в навозе, народ в лохмотьях… Вот картина деревни здешнего края!..

Нашу Россию не называют прекрасною; а селы ее по Волге и Оке в самом деле прекрасны. Дожди здесь сильны, шумны, внезапны и скоропреходящи — не такова ли и слава французов!..

23 мая. Город Сент-Ароль

От Рейна и до сих мест язык французский не есть еще общим и единственным: большая часть жителей говорит по-немецки; но с Сент-Ароля начинается уже повсеместное владычество этого языка. Очаровательные звуки его гремят в палатах и хижинах, на площадях, в лачугах и шинках [62] Шинок (устар.) — небольшой питейный дом. !..

Здесь, (в Сент-Ароле) язык французский сыграл со мною прекрасную шутку! Приезжаю в трактир, мне отводят комнату; вхожу и слышу самый чистый и плавный выговор французский. Привыкнув слышать язык сей всегда в лучших наших обществах, невольно предаюсь мечтам и воображаю, что там, за стеною, сидит какая-нибудь знатная женщина, женщина воспитанная, потому что говорит по-французски, и верно, милая, потому что так нежно произносит слова… Уступаю любопытству, иду заглянуть в другую комнату — это кухня; а та, которой слышал голос, ничего более, как кухарка: но какая кухарка? — не немецкая, а неопрятная, в грязи, в крови и в саже запачканная растрепа! Очарование исчезло, но представилось рассуждение: сколько, подобных этой, кухарок, прачек и проч., и проч. выезжают к нам в наставницы! Возьми запачканную француженку, брось ее в России, где-нибудь на поле: не пройдет недели — и ты увидишь ее в богатом доме, в роскоши и в почестях. Я читал одну небольшую французскую комедию, где представляется, что на Новом мосту (Pont-Neuf) в Париже сходятся несколько мужчин и женщин. Всякий горюет о своем горе. Из мужчин одни ушли из тюрем, другим приходилось не миновать их; из женщин некоторые обокрали госпож своих, другие потеряли все способы жить на счет своих прелестей. Те и другие по разным причинам, из страха и отчаяния, предвидя казнь, стыд и голод, решаются кинуться в Сену и все пороки и проступки свои утопить с собою вместе. Уже они готовы, берутся за руки, хотят кидаться… как вдруг послышался знакомый голос: «Безумцы! Что вы делаете? Вы отнимаете у себя жизнь, в которой можете найти еще тысячу радостей, тысячу наслаждений… Вы страшитесь бедности и презрения; оглянитесь назад — богатство и уважение ожидают вас! За мною, товарищи! за мною: я укажу вам земной рай для французов; переселю вас в страну, где ласки, подарки и деньги посыплются на вас как дождь!» «Что за страна эта?» — восклицают все в один голос. «Россия!.. Россия!..» — отвечает бродяга. «В Россию! В Россию!» — кричат все вместе и бегут садиться в дилижансы или почтовые коляски. Я это читал; а те, которые живали в Париже, говорят, что можно это видеть, и видеть не на театре, а на самом деле.