Array Array - Шашки наголо! Воспоминание кавалериста

Зозуля успокоил меня, сказав, что у него найдется кое–что и для меня. Но когда его коновод принес и вытряхнул мешок, смотреть там было нечего, одно старье. И я отказался от такой помощи. Про нашу затею с посылками (видно, от моего коновода) прослышала и наша хозяйка. Пошептавшись с ним, предложила свои услуги подобрать кое–что из своих запасов новой одежды и обуви. Я не отказался от ее подарков, и коновод вместе с хозяйкой собрали и отправили мою первую посылку с письмом домой, в Ленинград. Вторую посылку собрал мне гвардии сержант Чернов из взводных трофеев. Забегая вперед, расскажу о третьей и самой ценной для моих родных посылке, из всех трех посланных от меня с фронта. О ней я ничего не знал до тех пор, пока не получил письмо от родителей, после моего ранения и выписки из госпиталя.

В письме они сообщали, что очень довольны этой посылкой. Благодарили за отрез на костюм, за 10 метров белого шелка и особенно за сахарный песок. Все это было большим дефицитом в послеблокадном Ленинграде.

Я никак не мог догадаться, откуда взялась эта посылка, которую я не посылал, пока не вспомнил свой разговор с медсестрами в полевом госпитале. А дело было так.

После ранения в последнем бою 1 мая 1945 года меня перевозили из одного полевого госпиталя в другой. В одном из госпиталей к нам в палату пришли две молоденькие сестрички и предложили свои услуги переправить посылки домой, все, что у нас есть, послать на родину. У моих соседей по палате кое–что нашлось, и они сообщили адреса, куда отправить их посылки. А у меня ничего не было, если не считать полевой сумки и пистолета, который я всегда перекладывал после ранения из кобуры в полевую сумку, чтобы его не отобрали при госпитализации. Сказав сестричкам, что у меня ничего нет, я думал, что они уйдут. Но они не ушли, а стали расспрашивать, кто у меня дома и где мой дом. Узнав, что я из Ленинграда и что дома у меня отец и мать, пережившие блокаду, они, пошептавшись и мило улыбнувшись, попрощались с нами и удалились. Больше я их не видел, так как на следующий день меня отправили дальше в тыл, в другой госпиталь. До сих пор я благодарен всем нашим боевым сестрам, военным фронтовым хирургам, санитаркам (нянечкам), всем этим труженикам за их бескорыстный, тяжелый и благородный труд. За их отеческую, материнскую, сестринскую заботу о нас, раненых бойцах и командирах. Никто не обязывал этих милых сестричек разузнать мой домашний адрес, с любовью подобрать из трофеев эти скромные, но такие необходимые в послеблокадном Ленинграде вещи и продукты и, ни слова не сказав мне, направить их посылкой моим родителям.

Хозяйка показала мне свой дом. Дом состоял из двух половин. Справа и слева от входной двери, напротив которой располагался дымоход от печей правого и левого крыла, размещалась коптильня. В подвале, высотой в полный рост, на полках аккуратно были расставлены стеклянные банки со стеклянными крышками на резиновых прокладках. В банках полуфабрикаты, мясные и овощные. Потянешь за мысок прокладки, и крышка с хлопком соскакивает с банки. Обе половины дома имели по две комнаты, в левом крыле размещалась кухня. Крыша дома остроконечная черепичная. Вечером хозяйка приносила в нашу половину патефон с пластинками. Слушали музыку. Некоторые мелодии были нам знакомы, напоминали мелодии России. На мой вопрос, любят ли они музыку Бетховена, Баха, Моцарта, хозяйка и ее дочка ответили, что такой музыки они не знают.

После боев и походов, мы прекрасно отдохнули на этом не тронутом войной полуострове, набрались сил и подготовились К решающим боям. Но всему приходит конец. Как говорится, делу время, а потехе час. Ранним утром батарея в полном составе выступила к городу Леба, где располагался штаб полка. Я уже был в седле, когда хозяйкина дочь подала сверток с продуктами и сказала, что это в дорогу от mutter.

Корпус получил приказ выйти на исходные позиции в район действия 49–й армии. Сборы были недолгими, и, ранним утром покинув полуостров Леба, батарея заняла свое место в походной колонне полка. Опять дневные марши, ночуем в домах населенных пунктов, заранее облюбованных нашими квартирьерами. Население принимало нас нельзя сказать, чтобы доброжелательно, но не враждебно. Оно привыкло подчиняться силе и, тем более, победителям и представляло нам все необходимое: жилье, фураж для лошадей, места для орудий, для бричек, для коней и пр. Начпроды полков безвозмездно получали продукты. Все войска на территории Германии перешли на самообеспечение.