Array Array - Шашки наголо! Воспоминание кавалериста

Выехали из села по проселочной дороге. Из крайнего дома бежит к нам одинокая фигурка бедно одетого, пожилого крестьянина. На бегу он кричит нам: «Братушки! Братушки!» и еще что–то на польском языке. Подбежал к нам с непритворной радостью, с сияющими, полными слез, глазами и все время повторял: «Братушки! Братушки!»

Потом заметался, побежал обратно к стожку клевера, набрал его полную охапку и бегом к нам, к нашей бричке. Забросил клевер в бричку и еще долго стоял на дороге, махая нам рукой, пока не скрылся за поворотом из виду. Эта встреча на польской земле с бедным крестьянином, вероятно, батраком, с неподдельной радостью встречающим наши войска, с желанием хоть чем–то помочь нам, освободителям его родины, говорит о многом. Но были и другие, затаившиеся в своих «каморах», С тревогой и недоверием ожидающие — что–то несут им советские «жолнежи,,?

И опять дорога, дорога …

На перекрестках распятия «Пана Езуса», с иконой под маленьким, угловатым навесом. На очередной привал, в небольшое село, прибыли мы поздним вечером. Погода резко изменилась, подул южный ветер смокрым снегом. Мы теперь шли во втором эшелоне корпуса, и было относительно тихо. Пока ездовые и расчеты распрягали, поили и кормили коней, мы с сержантом Петренко зашли в дом обогреться. Там уже вели оживленную беседу с молодой, веселой хозяйкой: наш санинструктор, Силютин, и двое молодых бойцов из хозотделения. Хозяйка рассказывала что–то смешное, у всех были веселые лица. Наше появление внесло еще большее оживление. Поздоровавшись с нами, миловидная хозяйка любезно предложила нам стулья. ПРИЯТIО было после холодной, сырой погоды посидеть в тепле, в светлой и уютной комнате. Комната была освещена большой керосиновой лампой. С разрешения хозяйки мы закурили махорку, перемешанную с крепким самосадом. С лукавой улыбкой, обращаясь ко мне, хозяйка на ломаном польско–русском языке сказала:

— Если паны жолнежи желают, она будет показывать фокус. Приморозит стакан с водой к потолку.

Мы сказали, что желаем, и она приступила показывать фокус. Налила полный стакан воды, взяла в одну руку крупный кристалл соли, в другую стакан с водой и стала на табурет. На табурете она, лукаво улыбаясь, начала жестикулировать со стаканом, приговаривая, что сейчас будет фокус. Неожиданно кристалл соли выпадает из ее руки и падает на пол. Она просит меня подать его ей. То ли из–за того, что мне было лень подниматься со стула, то ли предчувствуя какой–то подвох со стороны хозяйки, я предложил поднять соль сержанту Петренко. Сержант наклонился у табурета, чтобы поднять упавшую соль, а хозяйка, не спеша вылив ему за воротник весь стакан воды, проворно спрыгнула с табурета и, довольная своим «фокусом», со смехом убежала в соседнюю комнату.

Петренко под дружный хохот всех собравшихся стал отряхиваться, а потом кинулся искать проказницу. Но не тут–то было. Хозяйка как сквозь землю провалилась. И только когда Петренко поостыл и смирился со своим положением, из–за двери высунулось лукавое лицо молодой хозяйки. Она, улыбаясь, начала просить прощения, чтобы на нее не сердился пан «жолнеж», так как это у нее произошло случайно.

Осенью 1944 года, пройдя победным маршем не одну сотню километров по Белостокскому воеводству, корпус получил приказ доукомплектоваться людьми, конским составом и боевой техникой для решающих боев в Восточной Пруссии. На период доукомплектования нашему полку приказано держать оборону на довольно спокойном участке фронта, в районе мяста (города) Гониондза. Командир полка, гвардии подполковник Ткаленко в конном строю повел нас, группу офицеров полка, на рекогносцировку местности непосредственно, на переднем крае нашей обороны. Выехав на небольшую возвышенность, откуда был отличный обзор местности, он стал знакомить нас с боевой обстановкой. Впереди, на три километра, простиралась топкая, заболоченная равнина, за которой на возвышенности находился противник.

Вероятно, несмотря на значительное расстояние, наша конная группа хорошо просматривалась, так как не успел комполка закончить свой приказ о боевой задаче полка, как немцы открыли прицельный артиллерийский огонь и возле нас стали рваться снаряды. По команде «в укрытие!» мы галопом направились в небольшой овраг и с ходу стали спешиваться. Я забыл, что у меня на шее висит не пристегнутый к ремню полевой бинокль, и, когда я поспешно спешивался, бинокль с маху ударил меня по верхней губе и рассек ее до крови. Потом это место долго не заживало, и самое обидное, что после заживания на этом месте не росли усы, которые были в моде у всех офицеров полка.