Тим Бёртон - Тим Бёртон - Интервью - Беседы с Марком Солсбери

Романтическая сторона рассказанной в фильме истории мне также нравится. Хотя она об отце и сыне, но в ней показано, что у главного героя есть и своя жизнь, свои отношения с женщинами. Это не слишком усложняет сюжет, но этот слой картины мне тоже очень дорог. В детстве, особенно раннем, тебе не приходит в голову, что у родителей может быть собственная жизнь, но это так. Вот почему мне по душе романтическая простота этой сюжетной линии.

Что до отражения моего нынешнего психологического благополучия, то очень сомневаюсь. Не думаю, что люди искусства подолгу испытывают чувство удовлетворения, — может быть, оно порой и посещает их, но быстро проходит. Им присуще скорее некое смутное желание, страстное стремление к идеалу, романтическая фантазия, тоска по недостижимому, — все это несколько отличается от реально ощущаемого счастья. Надеюсь, вы меня понимаете. Речь идет о вашем желании открыто, ясно и просто, но в то же время с достоинством выражать свои чувства.

«Крупная рыба», помимо всего прочего, привлекла Бёртона многообразием составляющих ее элементов и временных периодов.

Каждый день возникало ощущение, что снимается новая картина, словно перед тобой блюда с яствами и надо все попробовать. Я не испытывал ничего подобного со времен «Большого приключения Пи-Ви», где множество разных жанров объединены в рамках одного фильма. При этом казалось, что шесть месяцев работы уместились в один день. «Ну, что ж, сегодня мы снимаем гангстерский фильм». — «Сегодня? Но у нас по плану волки». — «А теперь мы отправляемся в Корею». Замечательное было время.

Покончив сначала со множеством реалистических сцен, мы обратились к фантастической стороне сюжета и здесь немного расслабились, сняв психологическую нагрузку. Все очень веселились после тяжести, эмоциональной бедности и какой-то герметичной закрытости предыдущего этапа съемок — было здорово распахнуть душу. Ни минуты скуки, и хотя было жутко странно находиться на юге Штатов, я получил большое удовольствие. Когда слишком хорошо знаешь, каково это — сидеть сиднем и воображать, что делаешь фильм, огромное удовольствие — работать так быстро. Это приносит радость и дает заряд энергии, который не ощутишь, если актер тратит в лучшем случае полтора часа на то, чтобы надеть резиновый костюм.

Эпизод с Корейской войной — более позднее дополнение. В этой сцене Эван должен был просто спуститься с парашютом и повстречать двух девушек, но без всякой видимой цели. Вот мы однажды и стали шутить, что хорошо бы поручить ему все-таки какую-нибудь миссию. Впрочем, у нас не было ни денег, ни времени, и я придумал не слишком обоснованную сюжетом драку в темноте с использованием приемов каратэ, чтобы как-то оправдать его десантирование в Корею. Эван хотел драться с несколькими противниками, объяснял нам, что давно мечтал проделать нечто подобное в каком-нибудь фильме про войну, а затем залихватски вытереть нос, — уж не знаю, на какой фильм он намекал...

Люблю людей, стремящихся к исторической достоверности в кино. Когда я рекламировал свою картину, некоторые газетчики донимали меня: мол, почему на Корейской войне надписи сделаны по-китайски и поют американские песни? А я говорил себе: «И это они меня называют странным?» Я и не претендую на правильный показ Корейской войны, дело в том, что здесь вообще нет правильного показа чего бы то ни было.

Именно поэтому, в частности, в том эпизоде фильма, где действие происходит еще в период сегрегации на юге США, юный Эдвард Блум играет с чернокожими ребятишками, а новорожденного Уилла принимает врач-негр, хотя в то время таким докторам запрещалось иметь дело с белыми пациентами.

Итак, я взял из будущего Эдварда Блума то, что знал о нем, и создал собственный набросок этого персонажа. Для меня он не расист, а, напротив, — человек, лишенный подобных предубеждений. И поскольку все в фильме окрашено его ощущением действительности, временные рамки не столь уж важны: Эдвард свободен от расовых предрассудков и просто не обращает внимания на различие в цвете кожи. Когда мы снимали сцену в цирке, ко мне подошла пара встревоженных статистов и один из них спросил: «Скажите, ведь здесь не будет негров, правда?», на что я ответил: «Знаете, в этом фильме они как раз будут».

«Крупная рыба» сохраняет устойчивое равновесие между подчеркнутым реализмом сцен в больнице, где лежит Эдвард Блум, и фантастическими эпизодами, снятыми Бёртоном тем не менее весьма реалистично.