Федор Раззаков - Андрей Миронов - баловень судьбы

Потом прошли в следующий зал, в следующий…

И с каждым переходом настроение у моих актеров поднималось, а у меня падало. Музеи уже не выдвигались первоочередным аргументом. Я засуетилась, стала дергать директора завода за рукав: «У вас производство, но и у нас производство. Скажите, ради бога, артистам, что у вас больше залов нет. Лучше выдайте все „оставшиеся залы“ „сухим пайком“ и отправьте нас обратно».

Артисты меня в этом порыве не поддержали: «Мы не пионеры, а вы не председатель дружины. До двух обсохнем!»

Но все же, вняв моим опасениям, Андрей Александрович в следующих залах лишь пригублял очередной напиток и, сливая вслед за директором остатки в специальный винный сток, с иронией приговаривал: «А это поплывет к нам на съемочную площадку „сухим пайком“!» И весело импровизировал на тему, кто и как будет этот паек дегустировать, как рухнет оператор Григорий Беленький под тяжестью пайка…»

В два часа дня съемочная группа в полном составе была на съемочной площадке, и работа продолжилась. Снимали эпизоды общения Феста с гробовщиком. Съемки длились до двенадцати ночи. А на следующий день (6 сентября) Миронов покинул съемочную группу и уехал отдыхать в свой любимый санаторий «Актер», что в городе Сочи. Там же оказалась и его коллега по «Сатире» Вера Васильева. Как мы помним, с этой актрисой Миронова связывала давняя дружба. А совсем недавно Миронов и вовсе совершил благородный поступок: зная, что Плучек специально игнорирует Васильеву как актрису и вот уже почти десять лет не дает ей новых ролей, Миронов взял и пригласил ее на роль Ольги Дмитриевны в свой спектакль «Тени». И Васильева была ему за это благодарна.

В. Васильева вспоминает: «В один прекрасный солнечный день я, скользнув взглядом по нашему дому, вижу на 15-м этаже в угловом номере Андрея Миронова. Он один на балконе, жестикулирует, останавливается, затихает, потом снова ходит…

Я знаю: Андрей учит роль Клаверова в пьесе Салтыкова-Щедрина «Тени». Эту пьесу он ставит в нашем театре, я репетирую роль матери Сонечки Мелипольской, Ольги Дмитриевны.

Снова мой взгляд прикован к нему. Вот он стоит, опустив голову, вот пошел пошатываясь, точно мается чем-то, то вдруг резко выбросил руку вперед, точно удар нанес, то замер в нерешительности. И это артист на отдыхе, когда, казалось бы, можно расслабиться, ни о чем не думать. Он же весь собран, полон волевой энергии, целеустремленности, разумного отношения к своей работе. Смотрю на него с восхищением и завистью и с величайшим уважением. Как мне не хватает этих качеств – собранности, воли, страстного отношения к своим творческим замыслам. У него все это есть, причем все эти качества были видны сразу, когда он только пришел в театр, а потом все больше развивались, я уже не говорю о таланте, который углублялся, отшлифовывался, становился блистательным, зрелым и заразительным.

Как только приехала в санаторий, попросила Андрея о встрече: мне предстояло попытаться написать свои воспоминания, и Андрею Александровичу Миронову я собиралась отвести в них значительную часть. Мне не хотелось ломать его отдых, вторгаться в его дела и развлечения, и я терпеливо ждала, когда он сам назначит время.

Наконец он сказал, что после игры в теннис в 11.30 будет у меня в номере. Я предвкушала тихую сердечную беседу, так как в наших взаимоотношениях было много доброго и дружественного, несмотря на разницу в возрасте…

В день, когда мы назначили встречу, мой муж, который относился к Андрею с бесконечной нежностью (Владимир Ушаков тоже был актером Театра сатиры. – Ф. Р. ), напомнил мне, что Андрей никогда не опаздывает, поэтому я должна быть в номере заблаговременно. В половине двенадцатого появился Андрей с ракеткой в руках. Он был собранный, деловой и тоном человека, привыкшего давать интервью, начал отвечать на мои вопросы. По его просьбе я прочитала одну из глав, которая была у меня в работе. Но вскоре почувствовала, что это ему неинтересно, и закончила чтение…

Я спросила Андрея о «Доходном месте» Островского. Мне всегда казалось, что это был рубеж его актерской зрелости. Думала, что самые влюбленные слова он скажет по адресу Марка Захарова. Но нет, без излишних чувств, отдавая дань этому спектаклю и роли, он сказал: «В „Доходном месте“ прозвучал серьезный гражданский мотив – проблема молодого поколения, проблема компромисса. В этой роли, в этом спектакле был внутренний надрыв по поводу несовершенств нашего бытия. У меня была внутренняя связь с таким театром, как „Современник“, здесь была более высокая ступень гражданского существования художника. В дальнейшем в моей работе эти принципы стали для меня основными: как смыкается то, что я чувствую сегодня, и как я это могу выразить через роль…»