Жан Фавье - Франсуа Вийон

Исключительное всегда привлекает толпу. Так, в 1445 году люди явились, чтобы посмотреть, как распинали одну женщину, укравшую ребенка и выдавившую глаза у своей жертвы, чтобы сделать из этого несчастного превосходного нищего. Еще долгое время зеваки задавались вопросом, почему прево выбрал именно такую пытку.

Иначе происходит казнь фальшивомонетчика. Чтобы отдать должное одному из основных прав короля, фальшивомонетчика варят заживо. Спектакль этот происходит за воротами Сент-Оноре, на территории Свиного рынка. Плоский камень, прочно установленный, образует основу очага, который устраивают для «кипячения»; смысл пытки заключается в том, что немедленная смерть не наступает: крики осужденного усиливают яркость события. Так и случилось 17 декабря 1456 года с «кокийяром» Кристофом Тюржи, близким родственником содержателя кабачка «Сосновая шишка», где любил проводить время Вийон.

Некоторых преступников сжигают на костре. Это участь отравительниц, колдуний, еретиков и тех, что упорствуют в содеянном зле, – воров-рецидивистов. Прежде чем их сжечь, их выставляют у позорного столба, чаще всего возле Рынка.

С женщинами правосудие обращается особо, не слишком милостиво. Обезглавить их кажется немыслимым, вешать их тоже не любят. Их не сжигают и не варят в кипящем котле, а просто без жалости «закапывают», как, например, воровок. Случается, посылают «экспертов» к осужденной женщине, присягнувшей, чтобы избежать худшей участи, в том, что она беременна. Так, в то время, когда Вийон сидел в тюрьме в Мёне, была осуждена скупщица краденого Перетта Може; в тюрьме ее посетили «матроны, знающие толк в животах, и они объявили правосудию, что Перетта не отяжелела». Перетту закопали.

Если даже проступки незначительны, парижанину все равно есть чем поразвлечься. Отрезание уха, наказание бичом – все предлог для зрелищ, и удовольствие, получаемое бродягой, не меньшее, если даже вор всего-навсего слуга. Впрочем, народная хроника проявляет особый интерес к этим мелким наказаниям, ибо правосудие разыгрывает целую гамму наказаний, и у кого есть мало-мальская память, может проследить «карьеру» того или другого вора, переходящего от одного позорного столба к другому. За первую кражу – ухо, второе ухо – за вторую, веревка или костер – за третью.

Добрый люд развлекается также, когда виновный должен публично покаяться. Так, в августе 1458 года за фальшивые заявления и клятвопреступление в деле, касающемся собственности корабля «Карреле», пришвартованного в порту, был осужден некто по имени Жан Бланшар; в то время он был приведен на Гревскую площадь и повинился перед собравшимися там старейшинами.

«С непокрытой головой, с тяжелым – три фунта горячего воска – факелом в руке».

Этого оказалось недостаточно. Он должен был еще подойти к Сент-Эспри на Гревской площади и поднести свой факел к воротам больницы. После этого, так как у него не было чем расплатиться с королем – десять ливров – и со своим противником – сто су, – его отправили в Консьержери.

Юриспруденция выказывает себя более или менее снисходительной к детям, совершившим первое свое преступление, им оставляют нетронутыми оба уха. Но бьют смертным боем.

Все это почти каждую неделю дает возможность парижанам насладиться отменным зрелищем; их не надо долго упрашивать: они выходят на порог или бегут на перекресток. Несчастному, который проезжает в роковой повозке через весь город, задают вопросы. Его мимика и посылаемые им проклятия вызывают смех у зевак. За кортежем бегут, желая посмотреть на казнь, если только не приходится ждать вечера или следующего дня, чтобы увидеть, что качается на конце веревки. Среднего парижанина, по всей видимости, утомляет только монотонность спектакля. Синие языки повешенных уже никого не удивляют. Они больше не вызывают изумления. Буржуа находит, что сработано хорошо, и, пока он смотрит, как казнят вора-карманника, «кокийяр» вытаскивает у него из кармана кошелек.

Палач Анри Кузен – один из персонажей этого театра. Его сила всеми оценена, ведь, чтобы проделывать такие упражнения, нужны мускулы – будь то колесо или бич. Его ловкость обсуждают, хвалят, когда ему удается одним махом отрубить голову. Его имя всем известно. Буржуа, пожалуй, не отдал бы ему в жены свою дочь, но зато ему дали прозвище «Мэтр».

В «Большом завещании» Вийона есть строки, посвященные палачу, его именем автор пользуется, дабы свести счеты с Ноэлем Жоли, коварным свидетелем сцены, когда поэта здорово поколотили. Завещание звучит в унисон с событием: