Известно, что и в прежней своей жизни, до эмиграции, Бунин был довольно одинок, и как писатель и как человек. Глубоко чужды ему были и символисты и писатели-«знаньевцы», более чем равнодушен он был ко всякого рода общественно-политическим и революционным движениям, из близких друзей его можно было назвать разве что брата Юлия, всех остальных знакомых следовало бы отнести к разряду приятелей. К сказанному следует добавить, что жизнь дня текущего, вне художественного осмысления и обобщения, а для этого ему необходима была дистанция времени, не привлекала Бунина, по его словам, она «внешне выражалась чаще всего в ничтожном и случайном» и потому от всей прожитой жизни зачастую оставалась только «мысль, только знание, что вот было тогда-то то-то и то-то, да некоторые разрозненные видения, некоторые чувства» (9, 365, 366). Именно в связи с этим Бунин не раз повторял: «пока живешь — не чуешь жизни», а свои рассказы нередко строил на контрасте: живое прошлое — мертвое настоящее.
Надо ли говорить, что в эмиграции, в окружении чуждой странной среды, он уже всецело погружен в прошлое: и живет им и пишет о нем. На первый план выходит память или, по словам Бунина, «сон прошлого, которым до могилы будет жить моя душа» (5, 88). И повествующее «я» из той навеки канувшей жизни сливается с «я» ныне живущего. Он ни на минуту не забывает, что «блаженные часы проходят», а потому надо, необходимо хоть как-нибудь и хоть что-нибудь сохранить, т.е. противопоставить смерти, продолжить вечную, неустанную борьбу с «рекой забвения» (5, 175).
Как справедливо замечает исследователь, память — это такая область, «где жизнь и осознание жизни сливаются, где время и пространно преодолеваются, где далекое и близкое, давнее и недавнее соединяются… Лишь память (и творчество) придают жизни смысл, без памяти жизнь бесследно и бессмысленно рассеивается, как пыль…» [134] Мальцев Ю. Иван Бунин. 1870 — 1953. — М.. Посев, 1994. — С. 285-286.
.
В рассказе «Далекое» (1924) герой-рассказчик вспоминает дореволюционную Москву, гостиницу «Северный Полюс» на Арбате и жившего здесь же по соседству с ним некоего Ивана Иваныча. Можно предположить, что примерно так обстояло дело в действительной жизни, хотя уже в начальной строчке рассказа начинает звучать мотив поистине легендарный, если иметь в виду временную удаленность. «Давным-давно, тысячу лет тому назад, жил да был вместе со мною на Арбате, в гостинице „Северный Полюс", некий неслышный, незаметный, скромнейший в мире Иван Иваныч, человек уже старенький и довольно потрепанный.
Из году в год жила, делала свое огромное дело Москва. Что-то делал, зачем-то жил на свете и он. Часов в девять он уходил, в пятом возвращался. (…)
Чем он у себя занимался, как коротал свой досуг? А Бог его знает. Домашняя его жизнь, ничем внешним не проявляемая, никому не нужная, была тоже никому не ведома — даже горничной и коридорному… С редкой, повторяю, незаметностью, с редким однообразием существовал Иван Иваныч. Проходила зима, наступала весна. Неслись, грохотали, звенели конки по Арбату, непрерывно спешили куда-то, навстречу друг другу, люди… кричали разносчики с лотками на головах, к вечеру в далеком пролете улицы сияло золотисто-светлое небо заката, музыкально разливался над всеми шумами и звуками басистый звон с шатровой, древней колокольни: Иван Иваныч как будто даже и не видел, не слышал ничего этого» (5, 81, 82).
Внимание здесь, конечно же, останавливает этот зачин: «Давным-давно тысячу лет тому назад…» Нечто подобное встречается и в других вещах Бунина этого времени, например в рассказе «Подснежник», опубликованном в 1927 году («Была когда-то Россия, был снежный, уездный городишко, была масленица – и был гимназистик Саша…»).
Мысли и ассоциации, возникающие здесь, самые разные. Едва ли не главная из таких мыслей: прежняя Россия внезапно и навсегда исчезла, погибла, утрачена. На громадном ее пространстве вдруг оборвалась веками налаженная жизнь, была разрушена сама ткань, строй и уклад ее. И никак невозможно было поверить, что на такое разрушение понадобилось так мало времени, а не сотни и сотни лет, а то и вся тысяча…
Но просматривается за этим «Давным-давно» и другой смысл. Каждое промелькнувшее мгновение из жизни настоящей навсегда исчезает, уходит в прошлое. И оно, это мгновение, больше никому не подчиняется и не принадлежит, и не только данному человеку (недаром ведь говорится, что прошлое не могут изменить даже боги), и непроизвольно возникает ощущение, что эта прожитая тобой часть жизни теперь неизвестно где, в какой вековечной дали. «Природа, – писал Паскаль, — беспрестанно возобновляет одно и то же — годы, дни, часы; пространства, равно как и числа, непрерывно следуют одно за другим. И таким образом получается своего рода бесконечность и вечность. Не то чтобы все это в отдельности было бесконечно и вечно, но величины, сами по себе конечные, бесконечно умножаются» [135] Паскаль Б. Мысли. — М., 1974. — С. 138.
.
Читать дальше