Вячеслав Гречнев - Вячеслав Гречнев. О прозе и поэзии XIX-XX вв. - Л. Толстой, И.Бунин. Г. Иванов и др.

Конечно, и у него были грехи и он помнил о них, но было и другое, что не могло не расположить в его в его пользу: это и добрый нрав его, и бескорыстная любовь к старым и малым, ко всему живому на земле, и повседневный тяжелый труд, и разного рода несправедливости, с которыми так часто приходилось ему сталкиваться. Надо ли говорить, что за годы и десятилетия такой жизни очень сильно устал и, в отличие от Василия Андреича, давно уже в тайне душевной пребывал в ожидании жизни вечной, где и надеялся, наконец, обрести покой.

«Когда Никиту разбудили, он был уверен, что теперь он уже умер и что то, что с ним теперь делается, происходит уже… на том свете. Но когда он услыхал кричащих мужиков… он сначала удивился, что на том свете так же кричат мужики…, но когда понял, что он еще здесь… он скорее огорчился этим, чем обрадовался…

Пролежал Никита в больнице два месяца… И еще двадцать лет продолжал жить — сначала в работниках, а потом, под старость, в караульщиках… Перед смертью он просил прощенья у своей старухи и простил ее за бондаря; простился и с малым и с внучатами и умер, истинно радуясь тому, что избавляет своей смертью сына и сноху от обузы лишнего хлеба и сам уже по-настоящему переходит из этой наскучившей ему жизни в ту иную жизнь, которая с каждым годом и ча­сом становилась ему все понятнее и заманчивее. Лучше или хуже ему там, где он, после этой настоящей смерти, проснулся? Разочаровался ли он или нашел там то самое, что ожидал? — мы все скоро узнаем.» (29, 28-29).

Произведения 90-х годов («Фальшивый купон», «Алеша горшок». «Корней Васильев», «После бала», «Хаджи Мурат», «Посмертные записки Федора Кузмича») писались или завершались Толстым…

Но несомненно и другое, последние произведения писались или завершались Толстым в исторический период совершенно особый, не имеющий аналогий в прошлом, в период русско-японской войны и первой русской революции, и Толстой предчувствовал и предвидел грядущие перемены и не сомневался, что новое время поставит новые вопросы и проблемы, решать и ставить которые придется по-новому. В статье «Конец века» (1905) он заявит о необходимости сообразоваться с происшедшими историческими событиями и необратимыми сдвигами в общественном сознании, «Век и конец века, — напиши он, — на евангельском языке не означает конца и начала столетий, но означает конец одного мировоззрения, одной веры, одного способа общения людей и начала другого мировоззрения, другой веры, другого способа общения… внешние признаки этого я вижу в напряженной борьбе сословий во всех народах…; в безумном, бессмысленном все растущем вооружении всех государств друг против друга; в распространении неосуществимого, ужасающего по своему деспотизму и удивительного по своему легкомыслию учению социализма…

Временные же исторические признаки или тот толчок, который должен начать переворот, — это только что окончившаяся русско-японская война и одновременно с нею вспыхнувшее и никогда прежде не проявлявшееся революционное движение народа» (Т, 36, 231, 232).

Изменения, которые наметились во взглядах Толстого в начале нового века, что уже отмечалось, в первую очередь были связаны с его оценкой и пониманием роли личности в обществе. Не отказываясь от своей идеи непротивления злу насилием, он в то же время вносит ряд уточнений в свою трактовку этой идеи. Теперь он значительно чаще, чем прежде, и более решительно ратует за то, чтобы человек, кто бы он ни был, противостоял современным политическим порядкам, не подчинялся им, но — без применения насилия. Речь идет, таким образом, о смещении акцентов. Если в прошлые годы Толстой отдавал предпочтение внутреннему совершенствованию, то теперь он более остро ставит вопрос о личной ответственности человека перед обществом, имея в виду поведение и поступки его в повседневной практике жизни.

При чтении рассказа «После бала» (1903) может сложиться впечатление, что Толстой в известной степени недооценивает формирующее воздействие и влияние на личность среды, социальных обстоятельств. Герой рассказа, Иван Васильевич, которому автор явно симпатизирует, вступает в спор с теми, кто полагает, что для «личного совершенствования необходимо прежде изменить условия, среди которых живут люди»: «Вот вы говорите, что человек не может сам по себе понять, что хорошо, что дурно, что все дело в среде, что среда заедает. А я думаю, что все дело в случае». И далее писатель показывает, как герой этот, по рождению и общественному происхождению своему принадлежавший к тем социальным кругам, где узаконенным и нормальным считалось наказание шпицрутенами, отказался принять эту «норму» жизни. После этого «случая» вся жизнь его сложилась не так, как она могла и должна была сложиться: расстроилась не только его женитьба, но и военная карьера, о которой он перед тем мечтал.