Сергей Толстой - Федор Толстой Американец

Авдотья Максимовна оказалась женщиной энергичной и преданной своему мужу. Очевидно, только такая жена могла с ним ужиться; едва ли женщина его же круга могла бы вынести его крутой и своевольный нрав.

Согласно исследованиям Лернера, первоначальным поводом к ссоре Федора Толстого с А. С. Пушкиным послужило одно письмо Толстого к его товарищу по Преображенскому полку князю А. А. Шаховскому (автору известных в своэ время комедий). В этом письме Толстой написал нечто обидное для Пушкина, а Шаховской не постеснился показывать это письмо общим знакомым. Что именно написал Толстой, остается, к сожалению, неизвестным. Пушкин, уезжая на юг, в ссылку, не знал об этом письме и расстался с Толстым по-приятельски. Обидный отзыв дошел до него уже в ссылке. Тогда он написал следующую эпиграмму на Толстого (относимую историками литературы к 1820 году):

Эта эпиграмма в то время напечатана не была, но, конечно, была сообщена Толстому.

Пушкин, однако, этим не удовольствовался.

«Пушкин, — пишет Вяземский, — в жизни ежедневной, в сношениях житейских был непомерно добросердечен и простосердечен, но при некоторых обстоятельствах бывал он злопамятен не только в отношении к недоброжелателям, но и к посторонним и даже приятелям своим. Он, так сказать, строго держал в памяти своей бухгалтерскую книгу, в которую вносил материально записывал имена своих должников на лоскутках бумаги, которые я сам видел у него. Это его тешило. Рано или поздно, иногда совершенно случайно, взыскивал он долг и взыскивал с лихвою. В сочинениях его найдешь много следов и свидетельств подобных взысканий. Царапины, нанесенные ему с умыслом или без умысла, не скоро заживали у него». [20].. 20 Вяземский П. А. Соч. Т.1С.159.

Обидный отзыв Толстого, видно, крепко засел в голове Александра Сергеевича, и в послании к Чаадаеву, появившемся в «Сыне Отечества» в 1821 году (ч. 72, № XXXV, с. 82–84), он почти в тех же выражениях повторил свою эпиграмму. Как известно, текст Пушкина следующий:

Однако эти стихи не были напечатаны в том виде, в каком их написал Пушкин; цензура вычеркнула второй стих. Тогда издатель «Сына Отечества» Н. Греч для сохранения смысла и размера третьего стиха, заменил в нем союз «или» словом «глупца». Напечатано было:

Увидев искажение своих стихов в печати, Пушкин писал Гречу (21 сент. 1821 г.): «Зачем глупец? Стихи относятся к американцу Толстому, который вовсе не глупец, но лишняя брань не беда». Что Пушкин не считал Толстого за глупца, видно также из письма его к Вяземскому (2 янв. 1822 г.), где он говорит, что если он задел Каченовского в послании к Чаадаеву, то «вовсе не из ненависти к нему, но чтобы поставить с ним на одном ряду Толстого, которого презирать мудренее».

При издании «Кавказского пленника» Пушкин хотел взять эпиграфом к нему стихи Вяземского, относящиеся к Толстому:

но он откзался от этого намерения из-за ссоры с Толстым. «Понимаешь, почему я не оставил его?» — спрашивает он Вяземского в письме к нему (от 14окт. 1821 г.).

Вяземский написал Пушкину, что он не одобряет его выпада против Американца. Пушкин ответил ему следующее:

«…-Извини меня, если буду говорить с тобою про Толстого. Мнение твое мне драгоценно. Ты говоришь, что стихи мои никуда не годятся, Знаю, но мое намерение было не заводить остроумную литературную войну, но резкой обидой отплатить за тайные обиды человека, с которым я расстался приятелем и которого с жаром защищал всякий раз, как представлялся тому случай. Ему показалось забавно сделать из меня неприятеля и смешить на мой счет письмами чердак кн. Шаховского. Я узнал об нем, будучи уже сослан, и, почитая мщение одной из первых христианских добродетелей — в бессилии своего бешенства закидал издали Толстого журнальной грязью. Уголовное обвинение, по твоим словам, выходит из пределов поэзии; я не согласен. Куда недостает меч законов, туда достанет бич сатиры. Горацианская сатира, тонкая, легкая и веселая не устоит против угрюмой злости тяжелого пасквиля. Сам Вольтер это чувствовал. Ты упрекаешь меня в том, что из Кишинева под эгидою ссылки печатаю ругательства на человека, живущего в Москве. Но тогда я не сомневался в своем возвращении. Намерение мое было ехать в Москву, где только и могу совершенно очиститься. Столь явное нападение на гр. Толстого не есть малодушие. Сказывают, что он написал на меня что-то ужасное. Журналисты должны были принять отзыв человека, обруганного в их журнале. Можно подумать, что я с ними заодно, и это меня бесит. Впрочем, я хочу иметь дело с одним Толстым, на бумаге более связываться не хочу. Я бы мог оправдаться перед тобою сильнее и яснее, но уважаю твои связи с человеком, который так мало на тебя походит».