Валентин Варенников: Неповторимое. Книга 2

Между тем наш «полет» пока проходил без происшествий, хотя люди и небольшие машины при виде скачущего Нептуна с всадником шарахались в разные стороны. Однако впереди уже просматривался плавный поворот главной улицы влево, а прямо шла дорога поэже, но зато асфальтированная. Она вела к штабу полка и далее к офицерскому городку. Никаких признаков того, что после пятнадцати или двадцати минут дикой скачки Нептун начал уставать, не было. Наоборот, казалось, он только что стартовал.

Перед штабом полка стоял шлагбаум и аккуратная будочка, где нес контрольно-пропускную службу наряд (сержант и два солдата), который пропускал гражданских лиц, в основном немцев, только по пропускам или по разрешению дежурного по полку. Солдаты на КПП издалека увидели скакуна с седоком и, очевидно, намеревались поднять шлагбаум. Мигом оценив обстановку, я что было мочи закричал:

— Не поднимайте шлагбаум! Не поднимайте шлагбаум!

Видимо, солдаты поняли, однако были в нерешительности. Но я продолжал кричать одно и то же. Нептун, перемахнув через шлагбаум, как через низенькую соломинку (хотя шлагбаум был на уровне человеческого роста), продолжал нестись с той же скоростью. Впереди нас ожидал Т-образный перекресток — дорога шла строго направо и строго налево к коттеджам, в которых жили офицеры штаба полка и подразделений обслуживания. Прямо начинался луг (точнее, луговина) с хорошим травяным покровом, который кончался кустарником, а дальше — 15–20-метровый обрыв. Внизу проходила железная дорога. Это мне было давно известно. Выскочив на луг, конь продолжал нестись наметом строго по прямой — как заколдованный. Нет, пожалуй, как автомобиль, у которого заклинило рулевое управление, не работают тормоза и вышла из строя кулиса переключения скоростей. Я понял, что надо прыгать, иначе мы оба полетим с обрыва в пропасть, на железную дорогу. А это конец.

Сдвинув ноги в стременах так, чтобы кончики сапог, т. е. носки только чуть-чуть касались дужки стремян, и собравшись в пружину, я руками оттолкнулся от луки седла и ногами — от стремян в расчете вылететь из седла по ходу влево. Получилось все, как было задумано. Но в момент отталкивания левая нога соскользнула со стремени, и я не выпрыгнул, а завалился на левую сторону и, перевернувшись в воздухе всем телом, падая плашмя, точнее навзничь, очень сильно ударился спиной о землю. Хорошо, что Нептун не зацепил меня задними ногами. Падение было резким и сухим. Практически ничто не самортизировало удар — травяной покров был очень тонкий со многими пролысинами, почва, давно не видевшая дождей, спеклась и была тверда, как камень. Правда, мне повезло — я не запутался и не завис в стремени. Иначе конь поволок бы меня, в считанные секунды разбив всего копытами.

Ну, а что же Нептун? Сделав еще два-три прыжка, он сразу остановился, подняв облако пыли. Затем развернулся и медленно пошел ко мне. Остановившись рядом и склонив голову к моему лицу, стал шершавыми губами толкать меня, очевидно, давая понять, что хватит валяться, пора вставать — накатались. А я не мог не только встать, но и пошевелить рукой, чтобы погладить его по морде. Любая попытка пошевелиться вызывала острую, пронизывающую боль во всем теле — так бывало и в прошлом. Однако сознание меня не покидало.

Стояла ясная, солнечная погода. Я смотрел в голубое небо, по которому медленно плыли одиночные кучевые облака причудливых форм, и думал: вот так, глупо, можно погибнуть. Конечно, Нептун выкинул этот номер неспроста, ведь он всегда вел себя послушно. Что же с ним случилось теперь? И снова мои мысли вернулись к Гутнику. Уже после боев столько у него было различных эпизодов, причем с «тенью», что пора и меры принимать. То он организовал судилище над солдатом, а затем его «расстреливал», то у него на марше от демаркационной линии к пункту постоянной дислокации пропало орудие с расчетом, пришлось двое суток вести поиски; то на 23 февраля 1946 года организовал в батарее великое торжество с множеством различных мясных продуктов сомнительного происхождения и т. д. Не говоря уже о его «перлах» во время войны. Но каждый раз он выходил «сухим из воды», как, к примеру, и в этих трех случаях.

Первый произошел с судилищем. Был у него один боец, который держал длительное время всю батарею в напряжении. В то время в оккупационных войсках был строжайший приказ Главкома о недопущении самовольных отлучек. А этот каждую неделю куда-то бегал. Солдат пропадал — естественно, в батарее объявлялась тревога и весь личный состав шел на поиски. Все этого бойца просто возненавидели. Никакая гауптвахта на него не действовала — он мог улизнуть уже на второй день после отсидки. Но когда этот тип ушел и отсутствовал целые сутки — у всех терпение лопнуло. Ведь из-за этого ЧП в батарее весь личный состав замордовали во время поиска. После чего Гутник решил его судить с участием всей батареи. Об этом «цирке» уполномоченный особого отдела рассказывал командиру полка в моем присутствии.