О. Пинто: Друг или враг?

Подняв трубку телефона, я попросил направить Тер Хита ко мне. Через несколько минут он стоял передо мной. Я предложил ему стул у своего стола и несколько мгновений молча изучал его. Тер Хит принадлежал к числу людей, которых не так-то легко раскусить. Если этот человек отправится гулять по Пикадилли или Пятой авеню, по Елисейским полям или Унтер-ден-Линден, он наверняка сразу смешается с толпой. Единственное, что поражало в Тер Хите, так это отсутствие характерных черт, полная обыкновенность. Он был воплощением среднего человека: средний рост, нормальное телосложение, светло-каштановые волосы, правильные черты лица — ничего примечательного. У меня хорошая память вообще — значительно лучше, чем обычно бывает у людей, — и особенно на лица, но к описанию этого человека я ничего больше добавить не могу. Теперь, когда прошло уже десять лет, если я стараюсь представить себе его, передо мной снова возникает какое-то расплывчатое пятно, воплощение обывателя, человек-хамелеон, который легко сливается с кирпичными стенами, бетоном и асфальтом любого крупного города.

При первом же взгляде на Тер Хита у меня мелькнула мысль, что врожденная способность сливаться с окружающей средой — неоценимое достоинство человека, особенно если он шпион. Бросаются в глаза и хорошо запоминаются люди либо высокие, либо слишком полные, либо с какими-нибудь оригинальными, скажем, моржовыми усами. Такие качества — серьезная помеха для того, кто собирается стать шпионом. Маленький же, серенький человечек, не оставляющий следов в чьей-либо памяти, опасен вдвойне. В первый момент я даже приподнялся на стуле: Тер Хит заинтересовал меня.

— Пожалуйста, расскажите о себе все по порядку, — попросил я. — Почему вы покинули Францию? Как вам удалось бежать? По какому маршруту? Словом, все, что вы можете припомнить. Не спешите, торопиться нам некуда…

Тер Хит заговорил. Голос у него оказался именно таким, как я и ожидал: ни тенор, ни бас, а какой-то неопределенный, монотонный. Хотя как секретарь голландской торговой фирмы он был сильно загружен работой, ему, по его словам, захотелось внести посильную лепту в дело борьбы с немцами. Он вызвался помогать беженцам на участке между Парижем и Дижоном.

Здесь мне хочется сказать несколько слов о маршрутах, которыми пользовались беженцы, — это имеет прямое отношение к делу Тер Хита. Из Голландии люди бежали через Бельгию и Францию, пересекали испанскую границу и попадали в Португалию. Таких маршрутов было несколько, и каждый из них разбивался на ряд коротких участков, на которых работали один или несколько добровольцев, обеспечивая безопасный проход беженцев от одного конечного пункта участка к другому. Фактически побег складывался из передвижения по множеству коротких этапов. Человек, обслуживающий определенный участок, забирал беженцев, допустим, в подвале какого-нибудь дома и вел их до автобусной станции, находившейся милях в двадцати от подвала; там он передавал их другому человеку, работавшему на соседнем участке, и так далее. Хотя разбивка маршрута на короткие этапы неизбежно вела к излишним задержкам, а в ряде случаев увеличивала опасность провала, идти на это вынуждало одно очень серьезное соображение: когда гестапо удавалось схватить кого-нибудь из работавших на маршруте и с помощью пыток заставить заговорить, он мог выдать только два звена цепи — человека, у которого он принял беженцев, и человека, которому их передал.

Один из самых важных маршрутов, проходивших по территории оккупированной Франции, обслуживался монастырями римских католиков, которые охотно укрывали у себя беженцев и даже облачали их в монашеские одеяния. Как настоящие монахи, беженцы шли по французской земле от монастыря к монастырю на юг. Если когда-нибудь будет написана история европейского подполья времен второй мировой войны — это безусловно будет большая, увлекательная книга, все поймут, какую колоссальную помощь оказали беженцам монастыри римских католиков.

Однако вернемся к Тер Хиту. Он подробно рассказал мне, как помогал голландским беженцам: добравшись до Парижа, они звонили ему на службу и, пользуясь невинно звучащим кодом, который постоянно менялся, извещали его о своем прибытии. С его помощью они несколько дней прятались в Париже, а когда путь освобождался, он лично вел всю группу, обычно состоявшую из нескольких человек, к Лионскому вокзалу, где передавал ее следующему проводнику, у которого уже были билеты до Дижона.