Адам Nergal Дарский - Исповедь Еретика

Какие аргументы он приводил?

Утверждал, например, что что-то в этом должно быть, если люди две тысячи лет верят в Христа и придерживаются католической доктрины. Я отвечал ему, что у меня есть друг друид, который придерживается традиции, более древней, чем христианство, и чувствует себя прекрасно. И что? Мы все должны принять веру кельтов?

Священник признал, что ты прав?

Себе под нос буркнул, что его предупреждали, что с этим Дарским не будет никакого сладу, что я хитрый зверь. Но он не поддавался, переубеждал, иногда серьезно, иногда в шутку. Я отбивал подачи, но в основном улыбался и благосклонно кивал. Потому что апостасию я получил уже давно, в сердце. В конце концов, пастору надоел этот пинг-понг и, посмотрев мне в глаза, он сказал: «Вот и встретились два упрямых осла». Он видел, что ни на что не повлияет, но, несмотря на это, все время повторял, что я должен еще раз подумать.

Он надеялся на чудо. В конце добавил еще, что моя апостасия ничего не изменит, потому что крещение смыть нельзя… И что с того? Хотелось символически перерезать пуповину. Я предложил в скором времени встретиться, но он и слышать не хотел о таком коротком сроке, хотел дать мне время подумать… Мне его не требовалось. Я уперся, а он в конце концов сдался. Мы договорились созвониться через две недели.

Он поднял трубку?

Провидение следило за мной. Я позвонил ему одиннадцатого июня, на следующий день после моего тридцатипятилетия. Священник заговорил о футболе. Это был понедельник, а во вторник должен был состояться матч: Польша против России. Он спросил, какой результат я предвижу. Я ничего не понимаю в футболе и не люблю этот вид спорта, к тому же Нострадамус из меня никакой, но для всеобщего спокойствия я ответил, что нам всадят четыре против одного. Он предложил мне шуточное пари. Хотел, чтобы мы перенесли апостасию, если я промахнусь на три гола… Азартный игрок.

Ты ошибся с результатом.

Во время матча я как раз был во Вроцлаве, сидел в отеле Polonia. Это своеобразное, не очень интересное и серое место. Каждый раз до меня доносились возгласы болельщиков. В основном радостные. Я чувствовал, что проигрываю спор. Уже после игры мне позвонил священник. В сотый раз спросил, не передумал ли я. Я ответил, что как раз наоборот, что с каждым днем мое убеждение крепнет. Мы договорились на восемнадцатое июня.

Тебе было трудно найти свидетелей?

Как раз наоборот. Меня сопровождали друзья, Мацей и Агнешка, супруги. Они пришли с восьмимесячной дочкой. Опережая твой вопрос: ребенка не крестили. В будущем у нее не будет таких проблем, сама выберет путь, который ей подходит.

Каким был твой последний день в лоне церкви?

Это был ужасный день. Рано утром я сдавал анализ крови, потом костный мозг на исследование, еще мне нужно было выпить полтора литра мерзкой жидкости, потому что мне делали томографию брюшной полости и грудной клетки. Я был невыспавшийся, больной и раздраженный. Мне нужен был сон. В такие минуты сложно вести себя дружелюбно. Особенно с ксендзом… Я хотел уладить все быстро. Пастор попросил меня в присутствии свидетелей зачитать свой акт вслух. Потом подписал документ.

Он подтвердил, что бумага пойдет в курию, а затем в приход, где я был крещен. Соответствующая запись также будет сделана в моем акте о крещении. Прощаясь, он указал на мою футболку и сказал: «Я тоже когда-то слушал АС/ DC». И все равно не успокаивался: «Пан Адам, помните, что в течение трех дней все еще можно отменить». Я ответил шутливым тоном: «Пан ксендз, я скорее поверю в то, что через три дня можно воскреснуть, чем в то, что когда-нибудь изменю свое решение».

Как ты думаешь, тот день изменил что-нибудь? Ты что-то утратил? Нашел?

Естественно, все это было очень символично. Вся моя жизнь является доказательством того, на чьей я стороне, но мне не хватало той самой точки над i. Вроде и мелочь, но она тяготила меня. Словно маленькая колючка: незаметная, но раздражающая. Я должен был от нее избавиться. Ради самого себя… Во время очередного визита в костел пастор в очередной раз сказал, что апостасия ничего не изменит. Что ее единственным результатом станет то, что церковь опечалится… Я спросил, не думает ли он, что, может, именно о такой печали и идет речь в моем случае?

Выход из стада не был PR-ходом?

Я не побежал с этим к прессе, не собирал репортеров у костела. На самом деле, повод мне дало именно это интервью. В самом начале ты спросил, не хочу ли я поговорить об апостасии. Я подумал: «Раз так, то, в конце концов, я ее получу; нет лучшего повода, чтобы наведаться в костел».