Макс Брод - Франц Кафка. Узник абсолюта

В мае 1913 г. вышел «Кочегар», первая глава романа «Америка», не опубликованного при жизни Кафки. Дело по изданию прошло без моего вмешательства. Я приведу письмо, которое демонстрирует отношения между Францем Кафкой и его издателем Куртом Вольфом и делает честь как автору, так и издателю. Курт Вольф писал 3 ноября 1921 г.:

«Дорогой и досточтимый г-н Кафка!

Две недели назад мне посчастливилось случайно встретить в Лейпциге Людвига Хардта, ехавшего из Праги, и я добрался с ним от Лейпцига до Берлина. Во время нашего совместного путешествия Людвиг Хардт рассказал мне о литературных вечерах в Праге и о том, какое удовольствие доставляет ему быть в Вашем обществе.

Разговор с Людвигом Хардтом предоставил мне удобный случай напомнить Вам о себе. Наша переписка редка и скучна. Никто из авторов, с которыми мы были связаны, так редко не обращаются к нам с вопросами, как Вы. В этом случае издателю следует время от времени напоминать автору о том, что отсутствие интереса к судьбе своих творений вводит издателя в заблуждение и заставляет его сомневаться в особой ценности того, что он издает. В глубине души признаюсь, что лично к Вам и Вашим работам я испытываю такое сильное чувство, какое я испытывал лишь по отношению к двум или трем авторам, чье творчество мы посчитали достойным для представления публике.

Вам не стоит судить о внешних результатах, заключающихся в количестве проданных книг. Мы с Вами знаем, что обычно именно лучшие и наиболее ценные вещи не сразу бывают востребованы, но это приходит позже, и мы должны верить, что в немецких читающих кругах однажды Ваши книги получат спрос, которого заслуживают.

Нам доставило бы особенно большое удовольствие, если бы Вы проявили к нам доверие и предоставили нам Ваши дальнейшие рукописи для публикации. Любую рукопись, которую Вы нам пришлете, мы с удовольствием напечатаем. Если Вы могли бы прислать нам Ваши рассказы – я знаю от Вас и от Макса Брода, как много у Вас их накопилось, – мы приняли бы их с особой благодарностью. Нужно также принять во внимание, что публика интересуется больше произведениями со связным, определенным сюжетом, понятным для обыденного восприятия, чем разрозненными маленькими рассказами. Это – банальное и бесчувственное отношение со стороны читателя, но это так. Из-за шума, который поднимается вокруг длинных романов, мы не сможем достичь такого же уровня продаж Ваших рассказов, и успех данного рода литературы будет зависеть от того, как мы продадим предшествующий тираж.

Пожалуйста, дорогой г-н Кафка, дайте знать, на что мы можем надеяться в ближайшем будущем.

Надеюсь, что Ваше здоровье снова в порядке, и желаю Вам всего самого наилучшего.

Курт Вольф».

Несмотря на такого рода ободрение, Франц не смог завершить ни одного из трех своих длинных романов. Он планировал завершить роман «Америка». Я помню, что это было единственное произведение Кафки, заканчивавшееся на оптимистической ноте. С другой стороны, Франц одно время хотел привести своего героя Карла Россмана к трагическому концу. В своем дневнике от 29 сентября 1915 г. он сравнивает два своих романа «Пропавший без вести» («Америка») и «Процесс», герой которого назван К. Он показывает, что «Россман и К., невиновный и виноватый, оба, в конце концов, уничтожены судебными приговорами».

Роман «Америка» написан легкой рукой, светлыми красками, и в нем выражено больше надежд, чем в двух последующих книгах.

В этой книге также можно обнаружить короткий комментарий, автопортрет в дневнике. Я процитирую следующие строки, потому что в них выражена тонкая проницательность, с которой Кафка рассматривает творчество Диккенса, где восхищение этим автором сочетается с его острой критикой. И только сквозь прямое проникновение в суть вещей можно получить необычайную глубину и справедливость суждения. Его способен вынести только человек, кто при всей своей вере в непостижимое остается здравомыслящим и равнодушным к искушению впасть в дешевый мистицизм, кто никогда не позволял себе быть настолько ослепленным хорошими качествами человека или писателя, чтобы не увидеть их отрицательных свойств, и кому, с другой стороны, со всей очевидностью представлены пороки и недостатки каждого явления, не мешающие в то же время осознавать присущие ему достоинства. Так же, как Кафка оценивал Диккенса – ясно, правдиво и целостно, – так же он смотрел и на целый мир.

В одном месте дневника написано: «Копперфильд» Диккенса. «Кочегар» – полнейшая имитация Диккенса, но я хотел написать еще лучше. История железной дороги, распространяющий счастье очаровательный герой, работа прислуги, любовь в деревенском поместье, грязные дома и т. д. Кроме всего прочего – метод. Это было мое намерение, теперь я это вижу, написать роман в духе Диккенса, только обогащенный резким светом моего времени, и создать простоватого героя, которого я буквально высасываю из пальца. Талант Диккенса и беззаботный мощный размах, но в этой связи – пассажи ужасающей немощи, в которых царит невероятная мешанина, – вот чего он в итоге достиг. Грубость – результат бездумности в целом, грубость, которой я, благодаря своей слабости и умудренный своим эпигонством, все же избежал. В его манере переполнять повествование эмоциями чувствуется бессердечность; Диккенс использует оскорбительные, грубые характеристики, которые искусственно приделываются к каждому персонажу. Автор не смог бы стряпать без них свои истории даже для сиюминутного чтения».