Вирхиния Вальехо - Любить Пабло, ненавидеть Эскобара

– Так вот что у нас тут. Сейчас – моя очередь, сеньор заместитель конгрессмена. Я поквитаюсь за ночь с револьвером, руки вверх!

За доли секунды он прыгает на меня, скручивает руку, разоружает и сует пистолет в рот. Кажется, он уже узнал про Дэвида и сейчас убьет меня.

– На этот раз это не игра, Вирхиния. Я принес пистолет, потому что он тебе понадобится. Разрешение – на мое имя. Я одолжу его тебе, ясно? Если придется им воспользоваться, хочу, чтобы ты знала: у меня лучшая химчистка ковров в стране, я больше не оставляю ни единой капли крови. Сейчас ты узнаешь правду, любимая. Я уже не буду парламентарием, президентом или кем-либо еще в этой области. Очень скоро ты станешь девушкой воина – и я пришел показать, что сделают агенты службы безопасности, когда придут сюда, разыскивая меня. Еще я научу тебя, как выстрелить в себя и моментально умереть, не обезображенной или парализованной. Ты можешь очень точно целиться, практикуясь на стрельбище, но если не избавишься от страха убить кого-то, эксперт разоружит тебя в считаные секунды. И первое, что сделают с тобой эти «мясники» – сдерут одежду… А ты… самая прекрасная на свете, правда, родная? Поэтому сними свое платье за две или три тысячи долларов, пока я не разорвал его на клочки, иди в ванну и встань напротив зеркала в полный рост. Я сказал: немедленно! Чего ты ждешь?

Подчиняюсь: не допущу, чтобы Сен-Лоран разорвали на части. Испытываю огромное облегчение и любопытство. Всегда обожала воспламененные взгляды, предшествующие ласкам. Пабло разряжает «беретту» и встает сзади, говоря: если кто-то решил убить, то должен делать это хладнокровно, чтобы не потерять контроль. Потом он учит меня, как правильно ставить ноги и стопы, располагать торс и руки, плечи и голову, когда перед тобой несколько мужчин, и ты идешь на них с пистолетом. Он учит меня, какое должно быть выражение глаз, рта, лица, каким должен быть язык тела, объясняет, что я должна чувствовать, о чем думать, что убийцы попытаются сделать.

Со странным блеском в глазах Пабло указывает, кого я должна убить первым, если их двое, трое или четверо, если они безоружны или сохраняют дистанцию, если их пятеро или больше, они вооружены и приближаются. Я должна выстрелить прежде, чем попадусь им в лапы. Он объясняет, как поступить в такой ситуации, где ставить пальцы, куда именно направить ствол.

Пабло снова и снова нажимает на спусковой кручок, раз за разом выкручивает мне руку, я уже не могу сопротивляться, но продолжаю, чтобы не дать себя разоружить. Наблюдая в зеркалах за отражениями наших обнаженных тел, сражающихся за оружие, я думаю о двух метателях диска из Афин или спартанских воинах. Поскольку Пабло в сто раз сильнее меня, он постоянно побеждает. Двигаясь неумолимо быстро, как на «американских горках», он хочет заставить меня почувствовать ужас, боль, потерять страх, стараться все контролировать… умирать от любви. Внезапно он бросает «беретту» на пол и левой рукой хватает меня за волосы. Заключительная часть урока продолжается на его губах, доходит до моих ушей, дальше – по его руке и по моей коже. Бесконечные рассказы, с самыми подробными описаниями, с немыслимыми, кошмарными, невообразимыми, ужасными вариациями пыток.

Я стараюсь заглушить их, закрыть уши пальцами, чтобы не слышать, но Пабло держит мои руки, зажимает рот и продолжает, не останавливаясь ни на секунду. Закончив перечисление пыток, о которых мог только мечтать инквизитор-бенедиктинец; страданий, выдуманных извращенным умом какого-то южноамериканского военного в ходе операции «Кондор», этот демон, крадущий и возвращающий мне жизнь, человек, который балует меня и любит так, как никто не сможет полюбить, присвистывая, шепчет мне в ухо, что это только прелюдия, ожидающая меня, если я не научусь противостоять его врагам, свирепо ненавидеть их, убивать, не колеблясь, когда они попадутся на пути, и не сомневаться ни секунды, что я тоже способна покончить с ними, если они осмелятся прийти за мной, спрашивая о нем.

Прошло две минуты божественной тишины. Я спрашиваю: откуда он столько обо всем этом знает. Все еще изнуренный, Пабло отвечает:

– За всю жизнь я припирал к стенке множество похитителей. Вот откуда, любовь моя.

Спустя еще две минуты безмятежного отдыха, я интересуюсь: о скольких примерно людях идет речь. Вздохнув и сделав паузу, он, сохраняя спокойствие, отвечает – где-то двести человек. Через пару минут я спрашиваю: сколько ему еще осталось. Опять – пауза, снова вздыхая, он произносит: очень много. На этот раз я не даю ему передохнуть, интересуясь: что случилось с остальными, с теми, кто выжил. На этот раз Пабло не отвечает. Тогда я встаю с места, где всегда заканчиваются наши сражения, подбираю пули и заряжаю «беретту», иду с ней к моему сейфу, достаю копию ключей от частного лифта, который выходит прямо в квартиру, возвращаюсь с оружием в руке и золотым брелоком в другой и отдаю ему: