Эудженио Корти: Немногие возвратившиеся

* * *

А мы шли дальше.

Несколько раз на перекрестках нам удалось заметить маленькие деревянные указатели с надписью Bellini. Стрелки указывали, как попасть на уже оставленные нами позиции. Часто указатели были сбиты и валялись рядом с торчащими из снега столбиками. А вокруг раскинулась заснеженная степь, которой не было видно конца. Одинокие деревья растопырили свои голые, покрытые льдом ветки, ставшие очень хрупкими на ужасном морозе. Где-то вдали вспыхивали и гасли огни.

Я шепотом молился. Господь должен быть на нашей стороне, особенно в годину тяжелых испытаний. Я просил его о помощи и всем сердцем на нее надеялся.

* * *

Мы шли уже много часов. Позади осталось Малеванное. Стоял жесточайший мороз, думаю, что столбик термометра опустился до 20 градусов ниже нуля. Но мы пока переносили непривычную для нас погоду относительно неплохо.

Я перемолвился несколькими фразами с майором Беллини и младшим лейтенантом Занотти, адъютантом командующего. Последний был недоучившимся студентом-химиком, призванным на фронт из Миланского университета. Как и мне, ему исполнился двадцать один год. Занотти, типичный мальчик из благополучной семьи, нес свой спальный мешок одной рукой на манер чемодана и с истинно миланской учтивостью проинформировал всех о своей уверенности в том, что в самом ближайшем будущем мы будем в безопасности. В беседе принял участие наш офицер-картограф Палациано, а также врач лейтенант Кандела, младшие лейтенанты Лугареци и Карлетти из 2-й батареи и Марио Беллини. Майор, проживший восемь лет в Сомали, считал русский мороз совершенно непереносимым. Но он этого не показывал, всеми силами старался поднять моральный дух своих подчиненных, постоянно шутил и посмеивался над опасностью. Одному Богу известно, как тяжело ему приходилось. Мы знали, что, находясь на позициях, он старался лишний раз не покидать своего убежища, будучи не в состоянии выносить мороз.

* * *

Тем временем жалкие остатки топлива, которые мы сумели раздобыть, подошли к концу. И транспортные средства, принадлежавшие нашей бригаде, одно за другим замирали на обочине дороги. Вместе с грузом. К сожалению, мы их оставили на дороге немало. Хватало здесь и орудий, брошенных нашими артиллеристами. Огромные 149/40 и 210/22 (должен сказать, это очень современные орудия) вместе с тягачами замерли без движения. Толпа обтекала их как досадные препятствия.

У меня буквально разрывалось сердце, когда я смотрел на современную технику, разом превратившуюся в груды металла. Сколько сил и средств затрачено на нее! Как тяжело она досталась моей родной Италии! А теперь приходится все бросать, чтобы выполнить полученный ранее приказ.

Нередко встречались телеги с сидевшими в них пехотинцами. Их лошади были настолько измучены, что не могли сделать больше ни шагу. В огромных влажных глазах этих умных животных отражалась почти человеческая грусть.

* * *

Я узнал, что капрал Тамбурини остался на одном из брошенных грузовиков. Я хорошо знал этого человека. Несколькими часами раньше ему переломало ноги съехавшим в кювет орудием. Оказавшись в одиночестве на грузовике, в баке которого не было ни капли топлива, этот несчастный некоторое время наблюдал за спешащими мимо людьми. Вспомнив о маленьких желтолицых узбеках, в руки которых ему предстояло попасть, он начал плакать и молить проходящих мимо соотечественников, чтобы они не оставляли его одного, но на него не обратили внимания. К сожалению, я узнал об этом несколькими днями позже, причем от тех самых людей, которые бросили бедолагу.

* * *

Мы продолжали свой бесконечный путь в ночи. Каждый час колонна, как этого требовали правила, останавливалась на десятиминутный привал. Многие из нас без сил валились в снег.

Во время одной из таких передышек Занотти уснул - и это при минус двадцати градусах, да еще и в снегу! Но он не спал всю предыдущую ночь и был измотан той всепоглощающей, отнимающей разум усталостью, которая знакома лишь тем, кто был на фронте.

* * *

Перед самым Медовом в нашу колонну влилась большая группа немцев, пришедших по одной из проселочных дорог. Вскоре поток людей четко разделился на две параллельные струи: справа шли люди в темной итальянской форме, слева двигались немцы в своих весьма громоздких светлых одеждах. Причем обувь последних была подбита толстым войлоком.

Разница между нами была очевидна каждому. Между прочим, у немцев было топливо и достаточно большое количество транспортных средств. Все орудия имели тягачи (иногда русские) с изрядным запасом топлива. К тому же у них было много саней и телег, каждую из которых тянули две или даже три лошади. В такие повозки помещалось восемь - десять человек. Это давало возможность солдатам отдыхать по очереди на санях. Кроме того, они ничего не несли на себе, даже оружия. Но если падающий с ног от изнеможения итальянский солдат делал попытку забраться на немецкие сани, его незамедлительно сгоняли прочь.