Мохандас Ганди - Моя жизнь

Все это сильно уменьшило расходы и сэкономило массу времени и сил, которые нам были так необходимы. К нам приходили толпы крестьян с заявлениями. За ними следовала армия провожатых, заполнявших сад, двор и сам дом до отказа. Как ни старались мои товарищи по работе спасти меня от жаждущих получить даршан, это им часто не удавалось, и в установленные часы я вынужден был появляться и давать даршан. Пять семь добровольцев занимались только приемом заявлений, но, несмотря на это многие крестьяне уходили, так и не успев до вечера подать заявление. Нельзя сказать, чтобы каждое заявление представляло ценность, в сущности, многие из них являлись повторением одного и того же. Но, не приняв всех заявлений, нельзя было удовлетворить народ, и я ценил их интерес к делу.

Принимавшие заявления должны были соблюдать определенные правила. Все райяты подвергались тщательному перекрестному допросу. Тому, кто не выдерживал этой проверки, отвечали отказом. Это, правда, отнимало очень много времени, но зато полученные таким путем сведения можно было считать надежными.

При этих опросах неизменно присутствовал чиновник тайной полиции. Мы могли бы и не допускать его, но с самого начала решили не возражать против его присутствия, относиться к нему учтиво и сообщать ему все сведения. Для нас это было совершенно безопасно, наоборот, тот факт, что показания принимаются при чиновниках тайной полиции, придавал еще больше смелости крестьянам. С одной стороны, у крестьян мало-помалу исчезал чрезмерный страх перед тайной полицией, с другой — присутствие чиновников предупреждало всякие преувеличения в показаниях райятов: чиновник норовил запутать райятов, и те невольно становились осторожнее.

Мне не хотелось раздражать плантаторов, наоборот, мягкостью я надеялся перетянуть их на свою сторону. Поэтому я считал нужным вступать в перепалку с райятами и устраивать свидания с плантаторами, против которых выдвигались серьезные обвинения. Я передавал Ассоциации плантаторов жалобы райятов и одновременно знакомился с их точкой зрения по данному вопросу. Некоторые плантаторы меня возненавидели, другие относились безразлично и только немногие — благожелательно.

Браджкишорбабу и Раджендрабабу — бесподобная пара. Они были так мне преданы, что ни одно мое начинание было бы невозможно без них. Их ученики или соратники — Шамбхубабу, Ануграхабабу, Дхаранибабу, Рамнавмибабу и другие вакилы также не разлучались с нами. Виндхьябабу и Джанакдхарибабу тоже иногда приходили помогать. Все они были бихарцы. Работа их заключалась главным образом в том, чтобы принимать заявления от райятов.

Проф. Крипалани тоже не мог не связать с нами свою судьбу. Хотя он родом из Синда, он был бихарцем больше, чем иной бихарец по рождению, знал лишь немногих работников, способных так, как Крипалани, применяться к обстановке провинции, в которой мы работали. Глядя на него, нельзя было даже и предположить, что он выходец из другой провинции. Он стал как бы моим главным привратником, взяв на себя мою охрану от добивавшихся даршана. Он выпроваживал их, прибегая к бесконечным шуткам и невинным угрозам. По вечерам он неизменно выступал в роли учителя, услаждая слух приятелей рассказами о своих исторических исследованиях и вселяя мужество в души даже самых робких.

Маулана Мазхарул Хак был одним из тех сотрудников, на помощь которых можно было рассчитывать всегда. Он взял себе за правило два три раза в месяц бывать у нас. Пышный образ жизни, который он тогда вел, резко отличался от его теперешней простой жизни. Его сотрудничество убедило нас, что он вполне наш, но на посторонних своей привычкой к роскоши он производил другое впечатление.

Лучше познакомившись с Бихаром, я пришел к убеждению, что, пока не будет налажено обучение крестьян, невозможно проводить никакой регулярной работы. Невежество райятов было потрясающим. Дети слонялись, бездельничая, или же работали от зари до зари за несколько медяков на плантациях индиго. В то время заработная плата мужчины не превышала десяти пайс, женщины — шести и подростка — трех пайс в день. Получавшего четыре ана в день считали счастливчиком.

Посоветовавшись с товарищами, я решил открыть в шести деревнях начальные школы. Мы условились с крестьянами, что они обеспечат учителям квартиру и стол, а мы позаботимся обо всем остальном. У крестьян, конечно, не было денег, но они могли доставлять продовольствие. Они выразили готовность предоставлять зерно и другие продукты.