Сергей Галицкий - Из смерти в жизнь… Советские солдаты России

Герой-то я герой, но, оказывается, своими действиями я скомпрометировал гвардейцев-танкистов! Если бы я не появился, то они списали бы всё на боевые потери. А теперь надо объясняться: почему командира в танке не было, почему бросили «ИС» и вообще почему драпанули? Да ещё плюс ко всему обидно было осознавать, что какой-то беспартийный (!!!) самоходчик из брошенного «ИС» столько «тигров» сжёг!

Думали танкисты, думали, как им из этой некрасивой ситуации выкрутиться, и придумали!.. Назначают меня в разведку боем на город Радзимин. По замыслу командования, батарея — пять самоходок — должна пройти в город по дамбе. Только мы подъехали к дамбе на рекогносцировку, как нас накрывает немецкая артиллерия! Мне осколком перебивает нос, наводчику осколок попал в живот. Рядом со мной был комбат, капитан Шабанов, он руку в сторону держал — ему руку перебило. У меня лицо всё в крови, поэтому я со своим экипажем в разведку не иду! А когда позже меня в тыл повезли, вижу — на дамбе четыре факела горят, наши самоходки… Меня послали на верную смерть: нет свидетеля и участника боя с «тиграми», нет и объяснений. А все мои победы — танкистам! Но им не повезло, опять я живой остался…

Носа у меня практически не было, всё было разворочено. Меня взялась зашить молоденькая девчонка — фельдшер, имя не помню. Говорит доктору: «Я зашью!». Доктор: «Куда ты лезешь!». Она: «Для себя стараюсь». И девчонка так операцию сделала, что нос на месте остался! Положили меня на улице под берёзу. Нас шестеро там лежало с головами завязанными: кто в голову ранен, кто в лицо. Было это в ночь на 29 августа 1944 года. А ночью у меня началась лихорадка. Жуткое дело: температура сорок, сорок один… Комбинезон не греет, меня трясёт всего. Говорю кому-то из обслуживающего персонала: «Замерзаю…». — «Пойдёмте, я положу вас в палатку, в изолятор. Там есть спальный мешок». Я в этот мешок залез и уснул.

Утром просыпаюсь, слышу голос нашего замполита. Он спрашивает: «А где он?». Отвечают: «Да, наверное, умер». Я сначала подумал, что он заряжающего ищет. Замолит увидел меня и говорит: «Я приехал тебя хоронить. В берёзу снаряд ударил, и всех под ней порубило». А я опять живой…

Постепенно я стал поправляться. Как-то раз, уже в команде выздоравливающих, вижу: наш лётчик протаранил «раму» (немецкий двухмоторный двухбалочный тактический разведывательный самолёт. — Ред.). А у немцев на «раме» полковники летали. Лётчик выбросился с парашютом, но парашют не раскрылся, лётчик разбился. Все побежали к «раме» за трофеями. А я сижу на пне, мне трофеи не нужны были. Вдруг сзади кто-то подходит ко мне, обнимает и целует. Это меня нашла Шура Егина, ленинградка. Красивая, умная, строгая к себе… Мы с ней даже пожениться собирались. Но на неё положил глаз инженер-полковник. Она ему говорит: «Если Тимофей тебя увидит, он тебя пристрелит. Ревнивый!..».

Вдруг меня вызывает командир полка: «Тимка, вот наградной на орден Отечественной войны. И обрадую: на тебя пришло персональное направление на учёбу». Я: «Да вы что? Я воевать хочу!». — «Тебе надо немедленно уезжать…». А это оказалось продолжением той же истории с пятью «тиграми» сожжёнными. Все же расспрашивают меня, как всё было на самом деле. И пока я здесь — я живой свидетель. Танкистам надо опять принимать какие-то меры. Раз не получилось меня в разведке боем сгубить, они придумали меня на учёбу отправить. (Кстати, перед учёбой мне разрешили заехать домой. Сбылось предсказание тети Мани!)

Все завидуют мне — с фронта уезжаю! Я к Шуре — она говорит: «Тима, езжай». Мы с ней потом переписывались. Но как-то она написала: «Мне инженер-полковник сказал, если буду отказываться дальше, отправит на передовую. Больше не пиши…».

Я уехал учиться, война для меня закончилась. А через несколько месяцев немцы капитулировали, и началось сокращение армии. Мы перегоняли в Советский Союз грузовые машины из расформировываемых дивизий: в армии они были больше не нужны, и их отправляли в народное хозяйство. Были и трофейные, и наши. В моём автобате было пятьсот машин. Таких автобатов было несколько, всего несколько тысяч машин.

Гнали мы машины по северу Польши. Потом дальше пошли на Белоруссию, в Бресте пересекли границу и встали километрах в сорока от города. Моя задача была: машины восстановить.

Но до этого в Польше мы едва не погибли. Проезжаем один городок. В нём накануне прошли выборы, и всего пятнадцать процентов жителей проголосовали за народную власть. Они в большинстве своём настроены были против советских очень агрессивно и враждебно. Вроде мы их от фашистов освободили, но им это почему-то не понравилось, поэтому мы все были с оружием — у каждого карабин и гранаты Ф-1.