Глеб Скороходов: Алла Пугачева. Встречи с рождественской феей

Каждая песня времен детства, юности для меня, конечно, среди лучших.

— Что для тебя страшнее: вдруг стать неинтересной или просто постареть?

— Мне и то, и другое не страшно. Если я и всем стану неинтересной, то к себе я интереса не потеряю. Я научилась сама с собой интересные беседы вести. Нет, это не шизофрения, боже упаси. Это внутри меня есть такой Алусик, такой хороший, который спорит со мной: «Тебе это надо?!»

Вот Максим. Он же близнец, у него внутри много таких. Поэтому с ним не соскучишься никогда: утром — один, днем — другой, вечером — третий, на следующий день — четвертый, с другой прической — пятый. Утром — это всклокоченная, кучерявая голова, невыпрямленные волосы, такой персонаж замечательный.

Некоторые считают, что я кого-то подавляю, а я никогда не воспользуюсь никаким влиянием, полностью подчиняюсь разуму нормального человека, которого я понимаю. Что же мне не подчиниться-то этому? Я же женщина слабенькая, ранимая, пушистая, рыжая. Да я счастлива подчиняться.

Кира спросила, как познакомились они и когда это было. И тут началась перепалка — яркий пример восприятия одного и того же. В конце концов, пришли к согласию: восемь лет назад, то есть летом 2001 года, на «Славянском базаре» Алла была в жюри. Максим сел сзади, за несколько рядов от нее. И вдруг Алла обернулась: почувствовала затылком его взгляд. Так продолжалось раз, другой, третий — вот и познакомились!

— А тебе нужно плечо человека, на которого можно положиться? — продолжила тему Кира.

— Мне не нравятся такие плечи, широкие, могучие, вероятно, с волосатой грудью, плечи супермена. Для меня «плечо» — это, прежде всего, характер, понимание, взаимопонимание.

— А с годами ты стала больше себя любить?

— Мне как-то неудобно признаться, что я всегда себя любила, и любовь эта непроходящая. Просто рано узнала, что, если ты себя не любишь, тебя никто не станет любить. Это сто процентов! Тут не самовлюбленность, ни самолюбование, не какое-то ущербное самолюбие. Это дает мне силу убеждения. У меня в глазах появляется: «Да вы что?! Я так хороша! О чем вы говорите!». И это сразу передается людям: «Да, она так хороша!»

— Говорят, что в твоей власти поменять судьбу?

— Как я могу ее поменять? Это в божьих руках. Какое богохульство так вообще думать! Судьба начертана. Другое дело, что там наверху могут поменять. А вообще, как сказал один человек: «Ты рождена, чтобы делать счастливыми. Делай это!» Я стараюсь. Если человек меня разочарует, это неважно. В этом тоже есть обновление. Для меня.

Силы небесные помогают мне. В важную для меня минуту, не только на сцене. Или, может быть, люди, которые молятся за меня, помогают, а таких людей немало. Хочется сказать им: «Спасибо вам, люди. Вашими молитвами живу и здравствую».

— Скажи, кто тебя знает так же хорошо, как ты сама?

Пугачева задумалась, смотря в окно, за которым плыл московский пейзаж. После долгой паузы ответила:

— Музыка. Только музыка. Подхожу к роялю, начинаю играть, и она сама льется. Она знает меня…

О них почти ничего заранее не сообщалось. Писали, что из Москвы в Киев отправлены вагоны с декорациями и костюмами, что затевается нечто неординарное, но кто в этом будет участвовать — нигде ни слова.

Разве за исключением Волочковой, биография которой пестрит скандалами. О последнем, что привел к отказу Краснодарского театра оперы и балета от услуг Волочковой, не писал только ленивый: балерина (она работала в Краснодаре по договорам) дала свое согласие на участие в очередном спектакле, но чуть ли не накануне согласованной даты отказалась от своего обещания. Краснодарская дирекция попала в состояние форс-мажора: билеты на московскую гастролершу продавались в несколько раз дороже обычных — иначе вылетишь в трубу. А за убытки звезда ответственности не несет.

Алла объявила, что у Волочковой прорезался голос, и на киевских встречах она будет петь!

Поющая балерина — в страшном сне не привидится такое! Представляете, в «Лебедином» Одетта вдруг запоет о принце «Я имени его не знаю»!

Впрочем… Рассказывают, как страстный балетоман, руководитель МХАТа Владимир Иванович Немирович-Данченко посетил премьеру балета Асафьева «Пламя Парижа». Провинциал, сидевший рядом с ним, подивился:

— Что ж это они танцуют молча?

— В балете не поют! — с достоинством пояснил Владимир Иванович.

И в ту же минуту участники спектакля запели «Марсельезу».

— Да ты, старик, я вижу здесь тоже впервые! — снисходительно хохотнул сосед.