Один биограф недавно написал, что, несмотря на все услуги, которые Марсель Килл оказывал ему, будучи его гидом во время путешествия «Вокруг света в восемьдесят дней», это не помешало ему заменить его Жаном Маре.
Еще один биограф, описывающий самого себя.
Жан никогда никого не прогонял. Марсель Килл ушел сам, полюбив прелестную девушку, и Жан продолжал помогать ему.
Марсель являл собой смесь чистоты, безумства и необузданности. Он обладал огромным очарованием, которого я не встречал больше ни у кого, кроме Алена Делона.
Однажды я нашел Жана с переломанными ребрами и распухшим лицом. Марселя объял непонятный приступ безумия. Я хотел наказать его. Но он, как ребенок, обливаясь слезами, просил прощения и повторял: «Я чудовище, я чудовище. Я ударил Жана, я, обожающий его». Он был искренен и трогателен.
Вернув звание чемпиона, Ол провел один матч с Ангельманном — и вновь победил нокаутом.
Когда он решил оставить большой спорт, Жан договорился с цирком «Амар», чтобы Ол смог поехать в турне. Затем он должен был вернуться в Америку и открыть там тренировочный зал.
Почему ему отказали в паспорте, я не знаю. Жан написал президенту республики письмо, в котором говорил, что никогда не просил милостей для себя, но хотел бы, чтобы помогли Олу Брауну. На следующий день солдат муниципальной гвардии принес паспорт.
Ол уехал в Америку. Так как шла война, мы долго не получали от него известий. Позднее Жан узнал, что он работает мойщиком посуды в одном из баров Гарлема. Жан поехал в Нью-Йорк, нашел Ола, дал ему денег и обещал помочь. По возвращении во Францию он встретился с Марселем Серданом, рассказал ему об Оле, и тот, в свою очередь, пообещал открыть тренировочный зал, которым будет руководить Ол.
Сердану суждено было погибнуть в авиационной катастрофе, а Ол скончался от туберкулеза в одной нью-йоркской больнице.
Если бы мне пришлось перечислять всех друзей, которым помогал Жан, мне не хватило бы этих страниц.
В том же 1939 году мне много раз предлагали сниматься в кино. Хотелось дебютировать удачно. Из-за болезни я пропустил первый фильм, сценарий которого меня очень заинтересовал, — «Ночь в декабре».
В другой раз это был «Человек, который ищет истину» с Ремю. Автор сценария Пьер Вольф заведовал отделом критики в крупной газете. Он счел необходимым предупредить меня, что, если я откажусь сниматься, он меня «утопит». Именно поэтому я отказался, хотя охотно работал бы с Ремю. Наконец, меня пригласили попробоваться на роль де Грие в «Манон». После просмотра продюсеры и режиссер заявили, что я скорее Дантон, а не де Грие.
Жан, возмущенный таким забавным утверждением, написал стихи.
Как мне сделать, чтоб тело светилось твое,
Источая и мирру и амбру,
Чтобы ангел, одетый в костям де Грие,
В этой студии вышел из кадра.
Им, несведущим, не понять,
Что душа твоя — снег и огонь — все на свете,
Что не зубы красивые нужно искать,
А накинуть на ангела сети.
Доказательство
От смеха, право, умереть не диво,
Как видят люди образ де Грие!
Ведь чтоб понять, что истинно красиво,
Достаточно взглянуть в лицо твое.
И, бурю чувств открыв в покое мнимом,
Вдруг осознать — все мрак, небытие,
Когда светило лучезарное твое
Сияет и горит неугасимо.
Божественный огонь в тебе живет,
Перебирают боги струны твоей лиры,
Поэтому столь чист, прозрачен звук ее
И лишь она секрет твой раскрывает миру.
Когда страдаешь ты — нет хуже ничего...
Наверно, колдовство тому причиной.
Стихи мои не в силах победить его,
Я их стыжусь: прости меня, любимый.
Страдание, о котором пишет Жан, было связано с моими зубами. Он повел меня к своему дантисту, и тот, сделав рентген, хотел удалить мне все зубы. В двадцать четыре года! Какая драма! У этого дантиста работал молодой сотрудник, которого заинтересовал мой случай. Он предложил заняться моим лечением. Готовый на все, я согласился. Он лечил каналы всех моих зубов. Позднее я ушел на войну с временными пломбами.
А Жана моя болезнь вдохновляла на создание стихов.
Недостойный поэт
Ты, как можешь, борешься с болью
И на ребенка походишь более
Или на зверя. Ко мне ты подходишь,
Глаз, полных упрека, с меня не сводишь:
«Ведь в карманах твоих уж, конечно, секретов немало,
Помоги же, всесильный поэт!»
Так глаза говорят — они тронуть могли бы и скалы,
Я не в силах помочь, разрывается сердце в ответ.
Читать дальше