Ариадна Делианич - Вольфсберг-373

Вернулись в барак. Там все еще пререкались майор с поручиком П., решившим во что бы то ни стало ехать. Поручик сбросил немецкий китель, остался только в защитной рубахе. Перебрасывая ремень прекрасной немецкой «Лейки» через плечо, он смеялся над нашими страхами и обещал привезти интересные снимки. На новую просьбу жены, он повернулся, вышел и громко захлопнул за собой двери.

— Таки полез к «гицелям», — мрачно произнес Анатолий.

Вышли вместе с Ольгой на аллею. Она, заливаясь слезами, смотрела на мужа, уже стоявшего среди офицеров на одном из грузовиков. — Останови его! — твердила она, обращаясь ко мне. — Останови его насильно!

Подошли к автоматчику и стали ему по-немецки объяснять, что вон тот, высокий офицер, не русский, а серб. Ему не надо ехать на «конференцию».

Солдат, очевидно, понял. Тыча пальцем по направлению П., он крикнул: — Хэй, ю! Югослав! Гет аут оф хир! Джамп даун!

П. спрыгнул. Его лицо было бледно от бешенства.

— Чорт знает, что такое! Бабы! Осрамили меня, можно сказать, перед всем казачеством! Прямо позор!

Внезапно, под влиянием мгновенного порыва, Ольга толкнула его и выкрикнула: — Ну, и иди, если тебе так хочется!

П. снова влез в машину. Где-то вдалеке, кто-то дал протяжную команду, которая, как мне показалось, кончилась длительным…. хоооой! Загудели моторы. Кортеж двинулся.

— Ждите нас к ужину! — весело крикнул Сергей, щелкая аппаратом и снимая идущие перед ним грузовики»

Больше мы его не увидели.

Лагерь затих. Уехало больше двух тысяч человек. По пустынным улицам ветер мел пыль маленькими воронками. Как в воду опущенные, ходили женщины. Где-то ребята водили хоровод, и детские голоса выводили сыздавна знакомое: «Как на Люсины именины испекли мы каравай, вот такооой высоты, вот такооой ширины…»

Жара была невыносимой. Мы маялись. Пробовали убедить себя, что все наши страхи излишни, что наши действительно поехали на совещание, конференцию, встречу, с которой все благополучно вернутся, но час проходил за часом и никто не возвращался. Около четырех часов мы услышали рев моторов машин. Все бросились на улицы лагеря. От ворот, замедляя ход, шествовали пустые грузовики. Приехали добирать тех, кого не приглашали в первую очередь: докторов, чиновников, писарей.

Наш майор и Анатолий «закамуфлированы»: оба в рабочих «комбинезонах», без всяких военных значков. Парочка курчавых заглянула и к нам в комнату.

— Больше нет офицеров? — спросил один из них по-русски, делая ударение на последнем слоге.

— Нет!

Ушли.

…На этот раз англичане не поинтересовались документами майора и Анатолия и поверили нам на слово, но, по всей вероятности, они опять вернутся. Нужно было что-то делать и делать срочно. Мы больше не сомневались, что увезенных не возвратят. А если нас сегодня не взяли — возьмут завтра. Выйти из лагеря всем вместе невозможно. Задержат носатые часовые у ворот.

Я открыла рюкзак. Вынула сербскую форму и быстро переоделась. Сказала Ольге, и она достала из чемодана свеженькую форму сестры милосердия. Короткое совещание — и, зная обычай англичан выдавать «бумажки» без печатей, без официальных заголовков, мы получаем от майора написанное им по-английски «разрешение» на клочке бумаги, чернильным карандашом: «делегации Югославского Красного Креста разрешается передвижение по дорогам Австрии для сбора сведений о больных и раненых сербах, разбросанных по лазаретам и госпиталям».

Майор перекрестил Ольгу и меня. Попрощались с Анатолием. Кто знает, что нас ждет! Быстро вышли из барака и «смело и уверенно» пошли к воротам.

— Халт! Стой! — Две винтовки штыками скрещиваются у ворот.

Я буквально физически почувствовала, как у меня «упало» сердце. Стараясь сохранить спокойный и уверенный вид, протянула «липу». Солдаты внимательно посмотрели на мою форму, сербскую пилотку-«шайкачу», на белого орла на малиновом фоне, которого я пришила к Ольгиному рукаву. «Бумажка» из одной лапы переходит в другую. Оба внимательно читали, тихо переговариваясь. Ворота открылись, и мы вышли на пыльный путь к Лиенцу.

Мы почти свободны, но нужно что-то делать, чтобы освободить майора и Анатолия.

Взявшись за руки, бегом бежали мы по шоссе в город. На протяжении всех почти трех километров встретили только медленно шлепающий танк и два патруля на мотоциклетках. Ни русских ни австрийцев. Казалось, что все замерло в этот день.

По заранее составленному плану, мы должны были искать сербов-добровольцев в Лиенце и выпросить у них настоящие документы с сербскими печатями, для того, чтобы вывести из Пеггеца майора и шофера. Мы считали, что нас выпустили легко только потому, что мы — женщины.