Вильгельм II: Мемуары

В свое время я тотчас же записал этот важный разговор. Я достаточно объективен, чтобы спросить себя, в какой степени вышеприведенные слова сознательно или бессознательно были продиктованы вежливостью государя к государю и, кроме того, быть может, еще и удовлетворением по поводу устранения политического деятеля такой крупной величины, как Бисмарк.

Уверенность князя Бисмарка в доверии к нему со стороны царя, несомненно, субъективно была вполне основательна. Александр III относился с большим уважением к политическим способностям Бисмарка. Во всяком случае, царь держал свое слово до самой смерти. Это, правда, не многое изменило в общей политике России, но, по крайней мере, Германии нечего было опасаться нападения со стороны России. Прямой характер Александра III был тому порукой. При его слабом сыне положение изменилось.

Можно относиться как угодно к политике Бисмарка в отношении России, но одно надо признать: несмотря на Берлинский конгресс и сближение Франции с Россией, князь умел избегать серьезных трений.

Об этом свидетельствует обдуманная дипломатическая и политическая игра, проводимая Бисмарком в течение 12 лет (1878 1890), начиная с Берлинского конгресса.

Необходимо подчеркнуть, что в 1878 году именно немецкий политик предотвратил всеобщую войну (ухудшив даже из-за этого русско-германские отношения) в справедливой надежде на то, что благодаря его гениальной, уверенно стремящейся к заданной цели политике, ему снова удастся после преодоления всеобщего кризиса улучшить эти отношения или, по крайней мере, избежать конфликтов. Это и удавалось ему в течение 12 лет, а его преемникам у кормила правления еще в течение дальнейших 24 лет.

От партийной политики я, как принц, преднамеренно держался в стороне и всецело отдавался службе в разных воинских частях, куда я был причислен. Эта служба давала мне удовлетворение и наполняла мою жизнь. Были частые попытки втянуть меня под видом невинных увеселений, чаев и т. п. в политические кружки или в комбинации, преследующие выборные цели. Я, однако, всегда был настороже.

Течение коварной болезни, унесшей императора Фридриха III, было мне совершенно открыто предсказано немецкими врачами, привлеченными в качестве экспертов английским врачом сэром Мореллем Макензи. Моя глубокая скорбь и печаль были тем сильнее, что я почти не имел возможности поговорить наедине с горячо любимым отцом. Английские врачи охраняли его, как пленника, и, в то время как репортеры всех стран могли наблюдать за бедным больным из комнаты врачей, мне ставились всевозможные препятствия, чтобы не дать приблизиться к своему отцу или хоть письменно вступить с ним в продолжительное общение, мои письма часто перехватывались и не передавались. Сверх того, со стороны этих охранителей против меня была возбуждена в прессе систематическая гнусная клеветническая кампания. Особенно отличались при этом два журналиста: некий господин Шнидровиц и месье Жак С. Сер из «Фигаро» немецкий еврей, который позже, когда я уже был императором, в течение многих лет распространял про меня во Франции самую ядовитую клевету, пока не сломал себе шею на процессе «Petit Sucrier».

Последнюю радость, пережитую умирающим императором, доставил ему я, лично проведя перед ним в церемониальном марше 2-ю гвардейскую пехотную бригаду. Это были первые и последние войска, которые Фридрих III видел в качестве императора. По этому поводу он написал мне, своему осчастливленному сыну, маленькую записку, в которой благодарил за удовольствие, доставленное ему видом этих войск, гордясь тем, что может назвать их своими.

Это событие было просветом в тех тяжелых 99 днях, которые и мне, как кронпринцу, принесли много печали, унижений и оскорблений. Во время кризиса я, как повелевал мне долг, зорко наблюдал за всеми событиями в военных, чиновничьих и общественных кругах и был глубоко возмущен теми признаками расхлябанности, которые я всюду замечал; причем особенное негодование вызывала во мне все более обнаруживавшаяся враждебность по отношению к моей матери. С другой стороны, упорно ведшаяся против меня клеветническая кампания, рисовавшая дело так, будто я нахожусь в разладе с отцом, не могла не оскорблять меня глубоко.

Когда император Фридрих III навеки закрыл глаза, тяжелое бремя управления страной пало на мои молодые плечи. Прежде всего, я стоял перед необходимостью произвести смену многих лиц. Приближенные обоих императоров как военные, так и чиновничество были слишком стары. Так называемая «Maison militaire» императора Вильгельма Великого была целиком сохранена императором Фридрихом, причем к службе ее представители не были привлечены. К ним присоединились еще приближенные императора Фридриха III. Я отпустил самым милостивым образом тех, которые хотели удалиться на покой; некоторые получили должности в армии; некоторые, более молодые, остались пока, в это переходное время, у меня на службе.