Евгений Мартынов. Яблони в цвету

«Национальное» в русском искусстве всегда было открытой и болезненной проблемой. Причем проблемой не для деятелей искусства — художников различных национальных корней и разного социального происхождения, слагавших и слагающих единую, «безгранично-многогранную» культуру, — а проблемой «деятелей вокруг культуры» , опутывавших и продолжающих опутывать искусство призывами и лозунгами, разоблачениями и развенчаниями, классовостью и партийностью, самоокупаемостью и хозрасчетом, — бог знает какой еще ерундой!

В моей судьбе были казусы, не укладывающиеся в сознании здравомыслящих людей, глядящих на артистический мир со стороны.

Помню, в конце 70-х —начале 80-х годов меня стали усиленно «вырезать» из телепрограмм. То есть снимали, но при монтаже или на просмотре руководством готовой программы мой номер вдруг «не вписывался в общую канву» и его «вырезали». Я решил докопаться до истинной причины этого явления и выяснил, что кому-то «не нравится ямка» на моем подбородке, кому-то мое лицо кажется «слишком русопятым», а одна высоко сидящая особа вообще считает, что «у Мартынова лицо не артиста, а приказчика и до революции ему бы в полосатых штанах в трактире служить»!

Невольно вспомнилась фраза из есенинского письма, написанного в разгар бухаринской борьбы с националистами в искусстве. «Стыдно мне, законному сыну России, в своем Отечестве пасынком быть!» — в сердцах признался тогда поэт.

Однако я себя в обиду никогда не давал и на следующий же день, едва войдя в кабинет одного из членов правительства (курировавшего вопросы культуры) и отвечая на его вопрос: «Какие у тебя проблемы?» — сразу выпалил:

— Нам в России что — уже нужно стыдиться своей национальности?!.

Ничего не поделаешь: «силу гнет сила» — так учит древняя поговорка русских воинов. И часто самые известные мои песни приходилось защищать почти кулаками, ища поддержки в борьбе с чиновниками у еще более высоких чиновников. Тут нет ничего удивительного: у каждого времени свои правила. И наверно, все мои коллеги по эстраде получили достаточно синяков в драках с «деятелями вокруг культуры» — борцами за «идеалы», ими же, деятелями, выдуманные и не имеющие никакого отношения ни к творчеству, ни к искусству.

Хотя, откровенно говоря, не всегда хватало сил для драк и порой приходилось мириться с чем-то, даже если душа протестовала и сам был прав на все 100%. Показательный пример тому — запись песни «Отчий дом» в 1977 году. Тогда очень важный и влиятельный редактор присутствовал при наложении мной голоса на фонограмму в студии звукозаписи, проявляя своим присутствием заинтересованность в хорошем творческом результате. И во время записи припева он вдруг стал отчитывать меня за незнание русского языка. Мол, ты поешь: «где б я ни был», — а нужно петь: «где б я не был»! Его неправота была очевидна, но я не решился в присутствии других людей его обидеть, уличив в неграмотности, и лишь пытался возразить, что и так и этак возможно, а мне, якобы, удобнее петь «ни». Но редактор твердо стоял на своем. После некоторых колебаний пришлось сдаться и записать припев с «не»...* Потом мы с Андреем Дмитриевичем Дементьевым, автором текста «Отчего дома», обсудили все «за» и «против» в сложившейся ситуации и решили не связываться. Ибо через этого редактора все равно не переступить, а победив его в масштабе «не — ни», проиграешь в более крупном плане — вообще в эфир не попадешь. В таком виде и пошла в жизнь моя фондовая (то есть для Телерадиофонда) запись.

* В знак частичной реабилитации редактора нужно признать некоторую грамматическую «противоречивость момента», возникающую в результате ударного произнесения обычно безударной частицы «ни».

А я ее воспринимаю как характерный штрих той эпохи, когда оказывался прав тот, у кого было больше прав.

Однако сейчас ситуация вряд ли намного улучшилась. Если раньше все решал главный редактор, то теперь он бывает вообще «не у дел», предпочитая в текущие дела редакции не соваться: идет работа — и пусть себе идет. В 1975 году нам с Андреем Дементьевым удалось убедить главного редактора музыкальной редакции Центрального телевидения в том, что сюжет «Лебединой верности» не имеет даже отдаленного отношения к проблеме еврейской эмиграции из СССР. А буквально вчера ассистент режиссера (даже не редактор) наставлял меня, что и как сейчас нужно сочинять, чтобы «толпа торчала от кайфа» (придерживаюсь его лексики).

— Выигрывает на нашей эстраде сегодня тот, — утверждал мой новоявленный наставник, — кто может соединить «Мурку» с «Битлзом». То есть надо взять за основу стиль «семь-сорок» и приукрасить его современной электроникой. А тексты пусть будут на грани с жаргоном, что естественно направит и манеру исполнения в современное, свежее русло. Вот, Женя, сам проанализируй, что сейчас толпа хавает: «Колдовское озеро», «Атас», «Путана», «Мысли-скакуны», «Хвост-чешуя» — все «ум-ца, ум-ца»! Пойми, чем меньше в тебе останется от члена Союза композиторов, тем лучше! Ведь сейчас парень с гитарой — вроде прораба перестройки, а членство в творческом союзе — олицетворение творческого застоя...