Ольга Хузе - После победы все дурное забудется...

Я старалась вовсю кормить Володю: сделала обмен, готовила для него из столовых каш (овсянка, чечевица), чтобы сберечь немножко пшена из его сухого пайка, чтобы у меня тоже был «аварийный запас» на те дни, когда я не хожу в школу или израсходую талоны. Я была привольно-сыта и беззаботна о пище три дни, - это большая зарядка и поддержка.

10 марта на Петербургской умерла тетя Маня. В это время я с Володей была на Чайковской. Смерть тети Мани не была неожиданностью - она тяжело болела. Мне только больно, что блокадная зима утяжелила ее последние месяцы и дни, - не было нужного питания, с трудом доставали лекарства, невозможно было пригласить даже частного уролога - никто не шел. Страдала она тяжко, ноги налились водой до нестерпимой боли, да она была и нетерпелива. Умерла легко, - уснула. Это меня всегда несколько примиряет со смертью, когда нет тяжелой агонии.

Но 4 смерти в семье за полтора месяца - это все же очень тяжело. Тетя Маня была нашим патриархом (1871 г. рожд.!), суровым и требовательным судьей. Она прожила беспокойную трудовую жизнь, только в последние годы мы жили «зажиточно», хорошо, и она была спокойна за завтрашний день. Она сохранила до последнего дня острый интерес к жизни, хотя судила о многом упрямо-неверно, она сохранила до последнего дня пристрастное (хорошее или дурное) отношение к окружающим, т. е. ее интересовала жизнь людей знакомых, их радости, печали. Она до конца сохранила страсть к чтению: последней ее книгой был роман ее любимого писателя Э. Золя «Кипящий горшок». Этот цепкий интерес к жизни, постоянное вмешательство в жизнь, - ее наиболее характерные качества, - такой она сохранится в моей памяти. Я очень многим обязана ей, хотя, конечно, мы с ней расходились уже с моих школьных лет, но я старалась не дразнить ее спорами бесполезными, она бы не уступила ни в чем, даже сознавая мою правоту. Это был человек чрезвычайно интересный среди женщин, - женщина, которая цепко и упрямо с детства почти боролась за свою самостоятельность, свой голос, свое мнение.

Характер у нее был нелегкий, но такой ее сделала ее тяжелая смолоду жизнь, ей приходилось грызться за свои права. Я все в ней понимаю, уважаю ее за ее огромную любовь к своему любимому делу, за ее жизнелюбие. А что мне с ней бывало тоже не всегда легко - дело прошлое, она меня любила той требовательной любовью, когда хотят, чтобы ею воспитанное детище было безукоризненно, а я, к несчастью, не такова. Последнее время у нас с ней были несколько холодные отношения, - она ревновала меня к маме и Марусе, но в эту зиму меня уже это не трогало. Здесь на Чайковского я была нужнее, у тети Мани была тетя Катя и М. Ф.

Сегодня уехал, вернее, ушел к себе на фронт Володя. Маруся в больнице. У меня как-то смутно, грустно на сердце, скучно. Голое одиночество. Мне скучно по Марусе, болит душа, чтобы она не затосковала в больнице. <...>

Вот я прямо чувствую, как уменьшается клочок земли, на котором я стою, а вокруг подступает океан воды. <...>

Похоронили тетю Маню на Серафимовском кладбище. Голое поле. Царят братские могилы. Хоронили вместе с Ив. Павловичем Потемкиным.

Вокруг «дележа риз» много хитростей, тайн и просто жульничества. Все разыгрывается в духе Золя и Мопассана. Особенно усердствует лицемерная и весьма корыстная Пр. Мих. Даже дядя Коля неприятен, - им всем хочется еще что-нибудь сорвать, утянуть, хотя они обобрали тетю Маню еще заживо: у Пр. Мих оказался тети Манин браслет, где второй - неизвестно. Таинственно пропали две пары новых ботинок тети Мани. Медальон - у Лиды. Бог с ними, с золотыми вещами, я их не носила и не ношу, но эта таинственная возня за моей спиной - неприятна очень <...>

М. Б. Нам с Марусей предстоит эвакуация. Не скажу, чтобы она меня обрадовала, но слишком много пережито здесь, чтобы так легко расстаться. Но приказ Родины есть приказ, - и. Если нужно, мы с радостью поедем, хотя страшновато начинать жизнь снова в чужом месте и в такую лихую годину. <...>

В довершение всего, у меня сегодня выхватили, украли все карточки. Это очень тяжело, нужно думать, как просуществовать эту неделю, вернее, 8 дней, не считая завтра, т. к. хлеб на завтра взят. Судьба испытывает меня разнообразно и изысканно. Нужно с апреля переходить во Фрунз. библиотеку, там же получить карточки и идти в стационар. Теперь стационар просто необходим, е. б. ж., Маруся поправляется, только плохо спит, потому что много думает. <...>