Леонид Кузнецов - Стопроцентный американец (Исторический портрет генерала Макартура)

Влияние Д. Макартура, его "тень" сравнивают с "неиссякнувшей солнечной батареей", до сих пор питающей энергией мозговые центры внешней политики США. Не случайно американские историки, писатели, журналисты время от времени берутся за подновление, своего рода реставрацию его исторического портрета. Апологетика Д. Макартура идет, по существу, за счет усиления в "макартуризме" антикоммунизма и антисоветизма, сгущения и концентрации великодержавного американизма, что, естественно, не может в соответствующем направлении не оказать влияния на формирование внешнеполитического курса Соединенных Штатов.

При этом следует сказать, что у апологетов имеются богатейшие возможности, ибо каждый шаг Д. Макартура - государственного деятеля в политике, в военных делах совершался под сильнейшим эмоциональным воздействием Макартура-человека, яркой, разноплановой, неординарной личности. Эта своеобразная рамка исторического портрета порой заслоняет, придает неверные оттенки тем или иным действиям политика, непомерно поднимает или затушевывает его роль в важных событиях общенационального или мирового значения. Представляется уместным в связи с этим вспомнить рассказ философа о Геркулесе: "Он вел жизнь искателя приключений, он не умел завоевать себе трона. Ни один из спасенных им городов не предложил ему быть царем. Непобедимый на войне, он ничего не понимал в политике. "Если бы я умел читать!" - говорил он с трогательной скромностью. "Если бы я умел ездить верхом!" - говорил честолюбивый адвокат Робеспьер.

Д. Макартур умел читать. В то же время умел ездить верхом. Он одерживал победы на войне и свободно ориентировался в политике. Он даже стал царем - ведь несколько лет Д. Макартур был полновластным правителем Японии.

Назвав Соединенные Штаты "священной Римской империей XX века", он претендовал на роль ее духовного императора, или, как говорили римляне, "цезаря". Ну, что ж? Удавалась Макартуру и эта роль - пусть ненадолго, но многие тысячи американцев оказались под сильным влиянием личности генерала.

5 апреля 1964 года через два с половиной часа после полудня Дуглас Макартур скончался.

11 апреля его останки были захоронены в Норфолке.

11 апреля 1951 года президент Трумэн объявил о своем решении уволить Дугласа Макартура. Это был приговор к политической смерти. Однако Д. Макартур на другой день, то есть 12 апреля, не последовал примеру Наполеона Бонапарта и не принял яд. "Наполеон Лусона", "Американский кесарь" чувствовал в себе силы, дух его оставался крепким. Он решил продолжать борьбу. И он боролся

Но теперь все. Теперь, 11 апреля 1964 года, был приведен в исполнение окончательный приговор, вынесенный временем или, как говорил Макартур, всевышним.

Главная церемония прощания состоялась в Вашингтоне. Траурный кортеж остановился, чтобы принять последние почести от иностранных делегаций. Среди официальных лиц, участвовавших в печальных проводах генерала, был Роберт Кеннеди. Незадолго до появления Л. Джонсона, нового президента США, Р. Кеннеди, брат убитого президента, прошептал одному из стоявших (им был Эрл Блэик, "свой человек" в американских коридорах власти): "Заметь, как только Джонсон посмотрит на меня, в его глазах появится лед". Но вот и Л. Джонсон. Никого не замечая, сразу пошел к вдове Д. Макартура, его сыну, обнял их... Когда направились в Капитолий, произошла заминка: водители Р. Кеннеди и Л. Джонсона начали маневрировать, чтобы быстрее занять положение в кортеже. Наконец сотрудники службы безопасности президента сумели оттеснить автомобиль Р. Кеннеди, и президент вырвался вперед. Тогда-то Р. Кеннеди бросил такую фразу: "Хотелось, чтобы они были бы столь расторопными в Далласе".

Конечно, из двух реплик брата убитого в Далласе президента США Джона Кеннеди нельзя говорить даже о какой-то роли Л. Джонсона в преступлении века, ведь появление в глазах человека недовольства, злобы или холодного блеска еще совсем не улика, не доказательство, не аргумент. И это на совести (или собственной информации) Роберта Кеннеди, который сам вскоре пал от руки убийцы, подозревать кого-либо в организации террора против всего клана Кеннеди. Но вот то, что У. Манчестер привел указанные реплики в своем описании церемонии похорон Д. Макартура, это уже не случайность.

Мир жестокости, подозрительности, смертельного соперничества и взаимной ненависти - именно такой мир провожал в последний путь "Американского кесаря". Уходя, Д. Макартур оставлял ему бесценный опыт. Многие провожавшие генерала в последний путь были вполне искренни в своих чувствах уважения к герою. Он превратился в символ силы, в пример, который вдохновлял и делал еще более сильными тех, кто продолжал идти дорогой Макартура. Под траурную музыку отдавали не только последние почести генералу. Здесь зрела очередная американская трагедия. Убийство Роберта Кеннеди - это лишь ее эпизод. Ведь потом были Вьетнам, экономический спад, Ближний Восток, виток за витком в гонке вооружений... Спираль событий, акций, дел, из которых и скла-.дывается настоящая трагедия. Сожаление и одновременно удовольствие испытали люди, узнав об отставке Д. Макартура. Такие же чувства, но, несомненно, более глубокие, охватили души людей с известием о его смерти. Ушла еще одна жизнь. Она унесла еще один богатый, а главное, неповторимый мир. С последним словом священника погребены навечно дела и поступки. Книги, которые он читал, фильмы, которые он смотрел, сражения, которые выигрывал и проигрывал, президенты, которых уважал, боялся, которым завидовал, люди, которых он возносил, предавал, которым подчинялся и которыми командовал, дети которых любил, философов, которыми упивался, оскорбления и унижения, перенесенные от первой супруги, и глубокое верное чувство, которое испытывала к нему Джин, хвала единомышленников, возмущение коммунистов, восторги патриотов - ведь все это прошлое "Американского кесаря".